Дегтяренко подошел к столу, сузив глаза, протянул руку.Фотографии и ветхие листочки бумаги с выцветшим машинописным текстом онрассматривал лишь мельком. Гораздо больше времени уделил медалям за беспорочнуюслужбу в полиции, с профилями Александра III и Николая II, окруженными венком.Наконец взялся за чернильницу, приподнял ее одной рукой легко, как перышко –здоров и силен был, бычок – без тени брезгливости, наоборот, с загоревшимисяглазами (хотя и пытался сделать гладкую ряшку непроницаемой) разглядывал так исяк, вертел, чуть ли не носом по ней водил, колупал ногтем, тер послюненным пальцем…Инга наблюдала за ним с несказанным любопытством, зато Смолин – весьмабесстрастно. Молодой человек в галстуке, сразу видно, был здесь единственным,кого происходящее откровенно тяготило: не понимал он барских капризов, сразучуется, вонюче ему тут и убого, холую сраному…

Медаль за беспорочную службу в полиции

– Что думаете? – спросил Дегтяренко без особогоинтереса.

Смолин пожал плечами:

– Я все же не эксперт, а торговец. Лично мне такихвещей в руках держать не приходилось, так что промолчу…

– Зря, – в голосе Дегтяренко звучало неприкрытоеторжество, свидетельствовавшее, что клиент заглотил. – Конечно, здесь, ввашей глуши, экспертов толковых не найдешь… Да они и без надобности. Такуюпатину не подделаешь…

Смолин подумал, что лично он ни за что не стал бы пышноименовать патиной следы месячной мышиной дрисни, – но, разумеется, своимысли накрепко держал при себе. Он ощутил даже некоторую скуку – до тогогладенько все проходило. Этот поросюк, набитый баксами, как селедка икрой, ипонятия не имел, что Сибирь в некоторых отношениях – одна маленькая деревня.Впервые Дегтяренко отметили в Тюмени, совершенно мимолетно, без конкретики(связи с Тюменью были все же непрочные и нерегулярные). Зато потом, когда онобъявился в Новониколаевске, оттуда по «линии» моментально распространилась ужеконкретика: что некий Человек Московской Области, этакий вице-олигарх изнефтянки, в отпуске вместо того, чтобы, как все путные толстосумы, зажигать сдевицами по Европам или бегать с базукой за африканским носорогом, болтается поСибири в поисках предметов, связанных с полицией и спецслужбами Российскойимперии. Причем не мелочится, а еще, что немаловажно, в соответствующемантиквариате разбирается через пень-колоду, хотя и мнит себя крутейшимзнатоком.

Новониколаевские ребятишки, понятно, ничего не пожалели дляхорошего человека, впарив ему кое-что подлинное по задранной цене, достаточноредкое, а вдобавок – дешевку, опять-таки втридорога, но более всего –высокопробного фуфла. Маэстро все же был не один на всю Сибирь такойталантливый, да и импорт выручает… Когда герр Дегтяренко объявился в Томске, кего визиту уже были готовы и опять-таки раскрутили неслабо. И, как честныелюди, передали по эстафете в Шантарск, дав время Смолину подготовиться…

Чем больше он присматривался с бесстрастным лицом, тем болееубеждался, что клиент готов. Дело даже не в его апломбе – купив вчера у Смолинастопроцентно подлинный «Смит-Вессон», того самого «коротыша», и еще кое-что,опять-таки родное, он расслабился и подсознательно ждет от Шантарскаисключительно подлинного …

Хозяин хатенки с видом гордым и отрешенным нацедил себеводочки и, хэкнув, переправил ее в рот с таким видом, словно пребывал тут вгордом одиночестве. Буркнул:

– Дырку не протри…

Чернильница глухо стукнула о столешницу. Отирая пальцывеликолепным клетчатым платком, купленным явно не ближе пары тысяч верст отрубежей Отечества, Дегтяренко спросил небрежно:

– Ну, и что вы хотите?

– Да пустяки, – ухмыльнулся хозяин. – Десятьтысяч баксов за всё – поскольку вещички продаются не в разбивку, аисключительно полным комплектом.

– Запросики у вас… – покрутил головой нефтянойгосподин с видом человека, привыкшего торговаться и умеющего это делать.

– Да ла-дно! – фыркнул хозяин. – Давай-кавнесем ясность, куманек… Если ты решил, на все это глядя… – оннеопределенно махнул рукой вокруг, – что приперся к натуральному алкашу,то крупно промахнулся. Я, братка, не алкаш, а пьяница. Просекаешь разницу?Алкаш мозги пропил, а пьяница – не вообще и не всегда… Я свою норму знаю,похлебаю и перестану, а хата моя в таком запустении не оттого, что я отсюда всепропил, а исключительно потому, что обитаю я тут только летом, водочки попитьвдалеке от сожительницы, чтоб меньше вякала. Квартирка у нас на другом концегорода, в ломы ей будет сюда переться… И потом. Я, милый, не всегда был в такомвот бичевском виде, я, чтоб ты знал, сельхозтехникум кончал, на целине, –он небрежно прищелкнул по обеим медалям, – комсоргом поселка был. Если бне водочка да не любовь к вольной жизни, я б, может, и в секретари райкомавыбился, да вот не судьба была. Короче говоря, книжечки и мы почитываем – апартейно-политическую закалку прошли давненько, еще во времена волюнтаризма.Короче, слушай сюда. Я ж прекрасно понимаю, что таких чернильниц на белом светеосталось хрен да маленько. Вон, даже Яковлич в руках не держал, а он старинывидывал больше, чем гинеколог… этих самых. Вон, валяются, – он кивнул наподоконник, где валялась стопка потрепанных книг. – Там все расписано. ВПитере этой охранки было полтора человека, это тебе не гэбэ с его небоскребами…И сколько у них там было казенных чернильниц с полным письменным обозначением?Да штук несколько на всю невеликую братию. А уж большевички потом под кореньизводили все, отношение имевшее к проклятому старому режиму, особенно такоевот… Это тебе – теория. А практика такая – мне, родной, подворачивается домокпод Шантарском. Не дворец да по нашим с Петровной скромным запросам…Шлакоблочник, гаражик имеется, во дворе есть где поставить клетухи для кролей,свинарничек… Бзик у меня – доживать в кулацком хозяйстве. Так вот, если яквартиру толкну, эту хатку толкну да добавлю десяточку зеленых – в аккуратхватит, – он оскалился. – Ну что, похож я на алкаша, мóзгипропившего? Ну?

– Не совсем, – бесстрастно кивнул Дегтяренко.

– От то-то. А потому со своей цены я не слезу. Хочешь –бери, не хочешь – я еще подожду… Какие мои годы, я робенок двужильный… Рано илипоздно толкану за десятку. Цены знаем, не сомневайся…

Дегтяренко усмехнулся:

– А если домик тем временем уйдет?

– Другой подвернется, – сказал хозяин. –Никак нельзя сказать, что домиков таких, как грязи, но все ж товар на базаре нередкостный… в отличие от этого вот, – он ласково погладилчернильницу. – Ты вот себе подумай: может, именно в нее перышко и макали,когда на Вовку Ульянова протокольчик составляли за все его художества…

– Тут значится, что изготовлена она в девятьсотпятом, – сказал нефтяник деловито. – А Ленина в России тогда ужедавненько не было…

– И какая разница? – невозмутимо пожал плечамихозяин. – Не один ли хрен? Ленина не было, зато имелось в достаткесоратников и сподвижников – их-то до едрени матери имелось, а? Как ни крути, авсе равно получается, что кого-то из будущих вождей чернильцами из этого самогоагрегата описывали. Они ж все поголовно срока мотали и под следствием чалились,особенно в Питере, колыбели, понимашь, революции… В общем, не слезу я со своейцены, и уговаривать меня бесполезно. У меня, сокол, есть конкретная мечта, амечты денег стоят. И если я еще литру засосу, из соображения все равно невыпаду, так что не рассчитывай… Что скажешь?