– Ну да… как бы.

– Не получается, – озабоченно сказал Юрий.

– Что не получается?

– Вернее, не стыкуется.

– Да ты о чем?!

– Если ты ей как бы благодарна, если признаешь, что она веласебя по отношению к тебе достойно и благородно, – за что же ты ее такненавидишь?

– «…Через несколько дней она вдруг проснулась с чувствомтревоги. В комнате стоял какой-то странный холод. И жуткая тишина. Зазанавесками обозначился чей-то силуэт. «Это ты?» – позвала она сына. Ночьсловно расступилась, и из темноты вышел… муж. «Ну что, хорошо на моей кровиживешь?» – спросил глухим голосом…»

Варвара Васильевна споткнулась на ступеньке. Да, хорошочитают! Не зря «исполнительница» долгие годы работала диктором на вокзале:объявляла прибытие и отправление поездов. Конечно, от этого у нее в голосепоселился некий металл, однако сейчас это очень кстати: газетная заметочка в ееисполнении звучит ну прямо как сцена из «Макбета», честное слово!

Чтение между тем продолжалось:

– «Женщина так и обмерла. «А раны мои хочешь потрогать?» –снова спросило видение и приблизилось. Распахивая на себе окровавленнуюрубашку. Женщина упала в обморок. Наутро у нее по телу пошли красные пятна…»

На втором этаже хлопнула дверь, зазвучали шаги.

Варвара Васильевна сжала зубы. Ну сколько можно стоять вподъезде, не решаясь выйти? Не хватало, чтобы кто-нибудь увидел, как она,затаившись, слушает всякие глупости! Нет, надо выходить. В конце концов, это нестрашнее, чем рукопашный бой. Странно все-таки, что, когда длилось этокошмарное разбирательство, соседи были вроде бы на ее стороне, сочувствовали,даже как-то передали печенье и сок в камеру, где она немного просидела, покасовет ветеранов не добился изменения меры пресечения на подписку о невыезде. Апотом ее вообще оправдали. Но тут соседок словно подменили. Особенно эту НинельПетровну, эту чтицу-декламаторшу, артистку погорелого театра!

Варвара Васильевна оторвала от пола затекшую ногу, сделалашаг, потом управилась с другой ногой. Вышла на крыльцо и успела увидеть, какодна из соседок, сидевших на лавочке, толкнула в бок вальяжную женщину стемно-фиолетовыми волосами, которая держала в руках «Ведомости». Варвара Васильевнахолодно поздоровалась со всеми и прошла мимо, отметив, что вслед ей прозвучалодин только робкий отклик:

– Здра… – и тут же замер, будто отступница от общего бойкотасама себе зажала рот. Или ей зажали, что вернее.

Почему-то вспомнилось, как тот темноглазый парень вспортивной шапочке, натянутой на лицо, скучным, мудрым голосом изрек: соседки,мол, везде одинаковы, старые суки, которым в кайф, когда у кого-то беда. Правон был, фашист «Адидас»!..

А газетка та самая, точно. Сначала Варвара Васильевнарешила, что еще какой-то бульварный листок перепечатал эту чушь, но нет: тот же«Губошлеп», как называли в народе газету «Губернские ведомости» за еепристрастие к поганым сплетням, частенько измышленным самими же сотрудникамижелтого листка. Теперь нет сомнений, кто подкинул ей вчера в почтовый ящик этугазетенку, предварительно отчеркнув красным карандашом заметочку с жуткимназванием: «Труп навещает убийцу». Что характерно, заметка была набрана белымшрифтом на черном фоне, так что Варваре Васильевне пришлось надеть вторые очки,прежде чем в глазах перестало рябить и она смогла докопаться до смысла этойжути.

Жуть состояла в том, что в собственной квартире был зарезанкакой-то не очень бедный человек. Подозрение пало на его пасынка. То есть он несам убивал, но привел в дом тех, кто расправился с хозяином. Однако пасынкаосвободили от ответственности: и несовершеннолетний еще, и справку изпсихиатрической лечебницы мать выправила. Зажили наследники припеваючи, однаков скором времени начал являться в их квартиру призрак убитого, пугал до смерти,а наутро у преступных матери и сына возникали на теле красные пятна… Сын вскореумер от неизвестной болезни; мать продала квартиру и уехала куда-то.

«Переедешь, наверное, – мрачно подумала ВарвараВасильевна. – Можно себе представить, как ее донимали все кому не лень.Неизвестно, виновата, нет, убивала, нет, – главное, побольнее ударитьчеловека, причем совершенно безнаказанно».

Ну вот, не хватало еще, чтобы она начала жалеть, кактоварищей по несчастью, каких-то незнакомых убийц, причем вполне вероятно, чтовыдуманных.

Однако какова пакость эта Нинель Петровна! Обнаглела! Почемуона так уверена, что Варвара Васильевна ее не спросит прямо?

Варвара Васильевна резко повернулась и пошла к подъезду,откуда доносилось громогласное:

– Это же закон! Закон небесной справедливости! Если нашисуды не могут наказать преступников, их карают небеса. «Поезд номер 38сообщением Москва—Горький прибывает к первой платформе!»

Впрочем, увидев стремительно приближающуюся Варвару Васильевну,Нинель Петровна осеклась и заерзала на лавочке, будто собиралась вскочить идать деру, но все же осталась сидеть: слишком тесно была стиснута с двух сторонсвоими благодарными слушательницами.

Глядя в ее испуганно заметавшиеся, некогда фиолетовые, а ныневыцвевшие глаза, Варвара Васильевна негромко спросила:

– Нинель Петровна, зачем вы мне в почтовый ящик подсунули«Губернские ведомости»?

– Я не… – шлепнула та губами, но тут же, поняв, сколькокуботонн авторитета теряет среди подружек-сплетниц, возмущенно взвилась: – Яничего вам не подсовывала! Что вы себе позволяете?!

– А что я такого особенного себе позволяю? – притворноудивилась Варвара Васильевна. – Я только хочу поблагодарить вас, чтоподсунули мне интересную газетку. Я ее никогда не покупала – брезговала, знаетели, – но для разнообразия прочла. И спасибо, кстати, что самую интереснуюзаметку обвели красным карандашом. Ту самую, которую вы сейчас с таким пафосомисполнили. Интересная тема, правда? Но неужели вы всерьез воспринимаете всю этуахинею? В ваши-то годы, прожив такую бурную жизнь, и еще верить в бродячиетрупы и… небесную справедливость?