Мой босс меня не любил. Он был молод, лет двадцать шесть илидвадцать семь. Я видел, что вызываю у него отвращение, которое может вызыватьподползающий к вам на брюхе, чтобы его погладили, старый пес. Боже, я и самсебе был отвратителен. Но ничего не мог с собой поделать. Я хотел сказать ему:«Вот что делает с человеком жизнь, проведенная в тюрьме. Она превращает каждоговышестоящего в хозяина, а тебя делает псом. Но там, за решеткой, когда всевокруг тебя находятся в том же положении, это не имеет большого значения. Аздесь становится заметным». Но я не мог сказать ему этих слов, да и зачем? Всеравно он никогда не поймет меня, как и мой инспектор, огромный тип с густойрыжей бородой и богатым набором шуток о поляках. Он встречался со мной минут напять каждую неделю.

– Остаешься по эту сторону решетки, Ред? – спрашивал он,когда запас шуток иссякал. Я отвечал утвердительно, и мы расставались доследующей недели.

Музыка по радио. Когда я попал в Шенк, музыкальный бумтолько начинался. Теперь же было множество групп вокруг самых разнообразныхнаправлений. Казалось, все только и поют, что о страхе. Возможно, это мнетолько казалось… Много машин и очень оживленное движение на улицах. Первоевремя когда я переходил улицу, то чувствовал себя так, будто жизнь моя висит наволоске.

Было много всего, чего и не опишешь, но думаю, суть выуловили. Я начал было подумывать о возвращении в старый добрый Шенк. Когда вастолько освободили, нет ничего проще. Стыдно признаться, но я намеревался дажеукрасть выручку в своем магазине… В общем, что угодно, чтобы попасть обратнотуда, где день регламентирован и все предписано и известно заранее.

Если бы я не был знаком с Энди, я бы так и поступил. Но явспоминал о том, как долгие годы этот человек терпеливо пробивал стену тюрьмы,чтобы выйти на свободу. И мне становилось стыдно. Да, вы можете сказать, что унего было больше причин, чем у меня, желать освобождения. У него были новыедокументы и уйма денег. Но это не совсем так. Он не мог быть уверен, (тодокументы все еще на месте, а без документов и деньги находились за пределамидосягаемости. Нет, он просто хотел на свободу. И поэтому мое трусливое желаниевернуться в клетку было просто предательством.

Когда в свободное от работы время я начал ездить в маленькийгородок Бакстон. Было начало апреля 1977 года, уже теплело, снег сходил сполей, бейсбольные команды уехали на север, чтобы открыт новый сезонединственной богоугодной, по-моему, игры. Когда я отправлялся в эти поездки, вправом кармане у меня всегда лежал компас.

В Бакстоне есть большой луг. На его северной стороне лежитвалун. В него вставлен камешек, не имеющий отношения к Майнскому лугу.Вулканическое стекло.

Идиотская идея, скажете вы. Сколько лужаек в маленькомпровинциальном городишке? Сотня? По моему собственному опыту могут сказать, чтодаже больше. Стоит еще посчитать те, которые были обработаны после того, какЭнди попал в тюрьму. И если даже найду нужное место, то не факт, что узнаю его.Потому что кусочек вулканического стекла можно проглядеть. Или Энди мог забратьего с собой.

Да, я с вами соглашаюсь. Затея глупая и даже опасная длябывшего заключенного, потому что некоторые из этих лужков обнесены теперьоградой с табличкой «вход воспрещен». А как я уже говорил, вас всегда радыупрятать обратно за решетку по любому пустячному поводу. Дурацкая идея…Впрочем, не более, чем пробивать дырку в стене на протяжении двадцати семи лет.И если вы перестали быть значимой персоной, человеком, который может вседостать, и стали просто старым мальчиком на побегушках, то замечательно будетзавести себе какое-нибудь хобби. Моим хобби стали поиски камня Энди.

Итак, я ездил в Бакстон и прогуливался о дорогам. Я слышалпение птиц, наблюдал, как с полей сходит снег, обнажая прошлогоднюю траву иваляющиеся тут и там обрывки газет, консервные банки, бутылки. Все бутылкинепригодны к возвращению; удивительно расточительным стал этот мир… И конечно,я искал лужайки. Большинство из них отпадало сразу. Никаких валунов. Или жекомпас указывал мне, что валун лежит не на том краю. Я проходил мимо. Этипрогулки были довольно приятны, я действительно ощущал спокойствие,умиротворенность, свободу. В одну субботу меня сопровождала какая-то дворняжка,а однажды я увидел вышедшего из-за деревьев оленя.

Затем наступило двадцать третье апреля, день, которыйостанется в моей памяти, даже если я проживу еще пятьдесят восемь лет. Быласуббота, и я шел по направлению Олд Смит Роуд, следуя совету мальчишки,рыбачившего на мосту. Я взял с собой немного бутербродов в коричневом пакетенашего магазина и позавтракал, сидя на обочине дороги. Потом я встал, аккуратнозакопал пакеты, как учил меня папенька, когда я был не старше этого рыбака, ипошел дальше. Часа в два дня я увидел слева от себя большой луг. Большой валунлежал в точности на северной стороне луга. Я пошел к нему, хлюпая по весеннейгрязи. Белка внимательно глядела на меня с ветки дуба.

Обойдя валун, я увидел у его основания камешек. Тот самый,ошибки быть не могло. Черное стекло, гладкое, как шелк. Камешек, не имеющийникакого отношения к этому лугу. Долгое время я стоял и просто смотрел на него,чувствуя, что сейчас могу заплакать. Сердце мое бешено билось.

Когда я почувствовал, что немного взял себя в руки, яприблизился к камню и дотронулся до него. Он был реальный. У меня и в мыслях небыло брать его: я был уверен, что в тайнике уже ничего нет, и спокойно мог быпойти домой, так и не обнаружив ничего. И ни в коем случае не стал бы я уноситьс собой – это было бы хуже воровства. Нет, я просто взял его в руки, чтобылучше ощутить его реальность, чтобы окончательно понять, что это негаллюцинация. Долгое время я не двигаясь смотрел на то, что лежало под камнем.Глаза мои все видели, но мозг был не в состоянии что-либо понять. Там лежалопослание, аккуратно запечатанное в пластиковый пакет для предохранения отсырости. На нем каллиграфическим почерком было выведено мое имя. Я взял письмои вернул на место камень.

«Дорогой Ред, Когда ты читаешь эти строки, ты уже дышишьвольным воздухом. Так или иначе, ты вышел на свободу. Теперь, возможно, тызапомнил название города? Мне очень нужен такой человек, как ты, чтобы помочьналадить мое дело. Пропусти теперь стаканчик виски и обдумай это предложение.Помни, что надежда – хорошая вещь, возможно, даже лучшая из всех. Она неумирает. Я буду надеяться, что это письмо найдет тебя, и все будет хорошо.

Твой друг,

Питер Стивенс»

Я не стал читать письмо прямо на лугу. Меня охватил ужас, изахотелось немедленно убежать отсюда, пока меня никто не увидел.

Я вернулся в свою комнату и прочитал его там. С кухнидоносился запах дешевых обедов – Бифарони, Нудл Рони… Могу спорить, что все,что сейчас едят в Америке пожилые люди с ограниченным доходом, оканчивается на«рони».

Я вскрыл пакет и прочитал письмо. Потом уронил голову наруки и заплакал. К письму были приложены двадцать пятидесятидолларовых чеков.