– Вы забыли свою газету, мистер Дюссандер, – сказал Тодд,предупредительно протягивая «Таймс».

Дверь остановилась на полдороге. В глазах Курта Дюссандерапромелькнула какая-то настороженность, озабоченность и тут же исчезла.Возможно, там был замешан и страх. Молодчина, здорово он овладел собой, и всеже Тодд в третий раз испытал разочарование. Он не ждал от Дюссандера хорошейреакции… он ждал от Дюссандера БЛЕСТЯЩЕЙ реакции.

«Слабак, – презрительно подумал Тодд. – Ну и слабак».

Паукообразная рука просунулась в щель и ухватилась за другойконец газеты.

– Давай ее сюда.

– Да, мистер Дюссандер. – Тодд выпустил свой конец. Пауквтянул лапку внутрь.

– Моя фамилия Денкер, – сказал старик, – а не какой-то тамДюзандер. Оказывается, ты не умеешь читать. Очень жаль. Будь здоров.

И снова дверь начала закрываться. Тодд одним духом выпалил всужающуюся щель:

– Берген-Бельзен, с января по июнь сорок третьего. Аушвиц, сиюня сорок третьего по июнь сорок четвертого, Unterkommandant. Патэн… Дверьприостановилась. Мешки под глазами на землисто-сером лице казались складками насъежившемся воздушном шаре, висящем в просвете. Тодд улыбался.

– Из Патана вы бежали перед приходом русских. Добрались доБуэнос-Айреса. Говорят, там вы разбогатели, вкладывая вывезенное из Германиизолото в торговлю наркотиками. Неважно. С пятидесятого по пятьдесят второй выжили в Мехико. А потом…

– Мальчик, у тебя не все дома. – Скрюченный артритом палецописал несколько кругов у виска. Но при этом слишком уж явно задрожали губы.

– Что было с пятьдесят второго по пятьдесят восьмой – незнаю, – продолжал Тодд с еще более лучезарной улыбкой. – Никто, я думаю, незнает, во всяком случае, ни слова не просочилось. Но перед тем как власть наКубе захватил Кастро, вас обнаружили в Гаване, вы работали консьержем в большомотеле. Вас потеряли из виду, когда повстанцы вошли в город. В шестьдесят пятомвы вынырнули в Западном Берлине. И там вас чуть не взяли за жабры. – Последнееслово у него прозвучало особенно сочно. При этом пальцы сжались в кулаки.Взгляд Дюссандера невольно упал на его руки, подвижные, сноровистые, рукиамериканского мальчишки, созданные, чтобы мастерить гоночные лодки из мыльниц имодели кораблей. Тодд отдал дань тому и другому. Всего год назад они с отцомпостроили модель «Титаника». На это у них ушло четыре месяца, модель и по сейдень стоит в отцовском кабинете.

– Я не знаю, о чем ты, – сказал Дюссандер. Без вставной челюстивместо слов во рту у него получалась каша, и это не нравилось Тодду. Выходилокак-то… неубедительно, что ли. Полковник Клинк в фильме «Молодчики Хогана» итот больше походил на нациста, чем Дюссандер. Но в свое время этот типвыглядел, конечно, будь спок. В статье, напечатанной в журнале «Менз экшн»,автор назвал его «Упырь из Патэна». – Убирайся-ка ты лучше подобру-поздорову.Пока я не позвонил в полицию.

– А что, и позвоните, мистер Дюссандер. ГЕРР Дюссандер, есливам так больше нравится. – Улыбка не сходила с его губ, обнажая великолепныезубы, по которым три раза в день проходилась зубная щетка и паста с богатымсодержанием фтора. – После шестьдесят пятого вас уже никто не видел… только я,когда два месяца назад узнал вас в городском автобусе.

– Да ты помешанный.

– Так что если хотите позвонить в полицию, – продолжал сулыбкой Тодд, – валяйте. Я подожду на крыльце. Но если вам не к спеху, топочему бы мне не войти? Посидим, поговорим.

Несмотря ни на что, в голове Тодда шевелился червячоксомнения. А вдруг ошибка? Это тебе не упражнение в учебнике. Это настоящее. Вотпочему он почувствовал огромную радость (ЛЕГКУЮ радость, как он уточнит длясебя позднее), когда Дюссандер сказал:

– Ты, конечно, можешь зайти на минутку. Просто я не хочу,чтобы у тебя были неприятности, понятно?

– Еще бы, мистер Дюссандер, – сказал Тодд, переступая порог.Дюссандер закрыл за ним дверь, словно отрезав утро.

В доме пахло затхлостью и спиртным. Такие запахи иногдадержались по утрам и у них дома, после вечеринки накануне, пока мама неоткрывала настежь окна. Правда, тут было похуже. Тут запахи въелись и все собойпропитали. Запахи алкоголя, подгоревшего масла, пота, старой одежды и ещелекарств – ментола и, кажется, валерьянки. В прихожей темнотища, и рядом этотДюссандер – втянул голову в ворот, этакий гриф-стервятник, ждущий, когдараненое животное испустит дух. Сейчас, невзирая на двухдневную щетину иобвислую дряблую кожу, Тодд явственно увидел перед собой офицера в чернойэсэсовской форме; на улице, при дневном свете, воображение не бывало стольуслужливым. Страх, точно ланцет, полоснул Тодда по животу. ЛЕГКИЙ страх,поправится он позднее.

– Имейте в виду, если со мной что-нибудь случится…

Дюссандер презрительно отмахнулся и прошаркал мимо него всвоих шлепанцах, как бы приглашая за собой в гостиную. Тодд почувствовал, каккровь прихлынула к щекам. Улыбка увяла. Он последовал за стариком.

И вот еще одно разочарование, которого, впрочем, следовало ожидать.Ни тебе писанного маслом портрета Гитлера с упавшей челкой и неотступнымвзглядом. Ни тебе боевых медалей под стеклом, ни почетного меча на стене, ни«люгера» или «Вальтера» ни камине (и самого-то камина, сказать по правде, небыло). Все правильно, что он, псих, что ли, выставлять такие вещи на обозрение.Тодд не мог внутренне согласиться с этим резоном, и все же трудно было вот таксразу выкинуть из головы то, чем тебя пичкали в кино и по телевизору. Он стоялв гостиной одинокого старика, живущего на худосочную пенсию. Допотопный «ящик»с комнатной антенной – концы металлических рожек обмотаны фольгой для лучшегоприема. На полу облысевший серый коврик. На стене, вместо портрета Гитлера,свидетельство о гражданстве, в рамке, и фотография женщины в чудной шляпке.

– Моя жена, – с чувством произнес Дюссандер. – Она умерла впятьдесят пятом… легкие. Не знаю, как я пережил это.

К Тодду вернулась его улыбка. Он пересек комнату якобызатем, чтобы получше рассмотреть женщину на фотографии, а сам пощупал пальцамиабажур настольной лампы.

– Перестань! – рявкнул на него Дюссандер. Тодд даже слегкаотпрянул.

– Отлично, – сказал он с искренним восхищением. – Сразучувствуется начальник. А кстати, это Ильза Кох придумала делать абажуры изчеловеческой кожи?

– Я не знаю, о чем ты, – сказал Дюссандер. На «ящике» лежалапачка «Кулз», без фильтра. Он протянул пачку.

– Хочешь? – Его лицо исказила жутковатая ухмылка.

– Нет. Это может кончиться раком легких. Мой папа раньшекурил, а потом бросил. Даже вступил в общество некурящих.

– Ну-ну. – Дюссандер как ни в чем не бывало извлек спичку изкармана халата и чиркнул ею о пластиковую поверхность «ящика». Затянувшись, онсказал: