Мазур старательно накладывал себе на тарелку той самойкопченой на можжевельнике осетрины, гусиную лапу с хрусткой золотистойкорочкой, клал икру ложками. Конечно, он самую чуточку работал на публику,сиречь на Ольгу, внушая ей спокойствие и уверенность таким поведением – но играигрой, а пренебрегать таким столом тоже не стоило. Определенность была полная,и потому он не считал нужным зря дергаться. Добраться до тайги, а тампосмотрим...

– Во всем этом есть только одна недоработочка, – сказалон, плеснув себе ароматной водочки. – Предположим, мы наотрез откажемсяучаствовать в этой вашей охоте? Хоть режьте, хоть насилуйте. Сядем сиднем поделкой и с места не сдвинемся. А? Встретим, так сказать, смерть лицом – но безпредварительной беготни?

Прохор усмехнулся не без загадочности и промолчал. Мазур,долго буравя его взглядом, но так и не дождавшись ответа, пожал плечами ипринялся уплетать за обе щеки все, что лежало на тарелке. Мистер Кукгромогласно храпел, совсем по-русски.

Прохор свое слово держал – едва они с Ольгой, ощутимоотяжелевшие от съеденного и выпитого, покинули гостеприимного (чертовскигостеприимного!) хозяина, кандалы сняли с обоих. Правда, охранник вместопрежних двух шагов держался от них не менее чем в пяти метрах, и Кузьмичстарался не подходить близко. Прекрасно понимая ход мыслей старика, Мазур решилнемного поиграть у него на нервах – благо был, как-никак, несколько хмелен – ибодро окликнул:

– Кузьмич, старче божий! А знаешь что? Сердце мне вещует:если я тебя, паскудника старого, сейчас пришибу, мне за это ничего и не будет –я ж нынче, как прима-балерина!

– Тьфу на тебя! – отплюнулся Кузьмич, но осторожностьудвоил.

И в тюрьму уже не зашел, остался около крыльца,предупредительно распахнув дверь. Охранник тоже не пошел в глубь коридора,встал возле двери. Зато караульный, несший службу возле камеры, вел себя крайнебеспечно: мельком глянув на входящих, вновь приник к окошечку, похохатывая иухая от избытка чувств. Из камеры доносился шум нешуточной свалки. Карабинкараульного оказался прислонен к стене, в пределах досягаемости, но Мазурбросаться к нему не стал: изучил уже здешнюю методику, карабин, вероятнеевсего, опять без патронов, а даже если и заряжен, жизнь этого усатого ижизнерадостного болвана предметом серьезного торга ни за что не станет – стоитвспомнить, как легко списали в тираж незадачливого Мишаню, будто костяшку насчетах перебросили... Поэтому Мазур, хладнокровнейше скрестив руки на груди,рявкнул:

– Мне что, в коридоре стоять?

Караульный нехотя оторвался от окошечка. Внутри кричали,послышался женский визг, хлесткие удары, что-то со стуком разлеталось по полу –и всему этому аккомпанировал неумолчный звон железа. Догадаться было немудрено.

Ну так и есть – в камере увлеченно дрались. Эскулап итолстяк возились на полу, сплетясь в невообразимую фигуру, молотя друг другакак попало и по чем попало. Похоже, они бы и рады выйти из клинча, но надежноперепутались цепями и распутаться уже не могли. Виктория ошалело металасьвокруг, то пыталась помочь благоверному выпутаться – в прямом смысле слова– то наудачу проезжалась извечным женским оружием, ногтями, по физиономиитолстяка, уже украшенного по щекам и лбу несколькими влажно-алыми полосами.

Мазур, обогнув дуэлянтов, запрыгнул на нары и быстрымвзглядом оценил обстановку. Одна пластиковая бутылка так и лежала на нарахнеоткупоренной – хороши гуси, это они после первой моментально пошли вразнос...

Закурил, созерцая потасовку. Поймал себя на том, чтоискренне презирает этих людей, а это плохо, это в нем что-то новое прорезалось– с каких таких пор начал с презрением относиться к другим только оттого, чтоони оказались слабее в нелегких жизненных испытаниях, ибо не прошли кое-какуюсуровую школу? Положительно, в этом узилище на поверхность души поднимаетсядовольно грязная пена, о наличии которой в глубинах подсознания вроде бы и неподозревал...

– Да помогите же! – отчаянно закричала Виктория,повернув к нему заплаканное лицо.

Мазур вздохнул, неторопливо слез с нар, постоял над звенящейгрудой буйной человеческой плоти, набрал в грудь побольше воздуха и боцманскимголосом заорал:

– Пр-рекратить! Поубиваю, суки!

Груда не сразу, но распалась – на двух встрепанных иперемазанных кровью мужиков. С угрожающим видом Мазур стоял над ними, пока неостыли, но цепи все еще соединяли их, будто сюрреалистических сиамскихблизнецов.

– Ну-ка, распутались помаленьку, – сказал он ужемирно. – Вот так... рученьку сюда, доктор, а вы, мсье Чугунков, сделайтепируэт вправо, цепочка-то и размотается... Чует мое сердце, толстый, что тыопять в зачинщиках...

– Я бы вас попросил! – рявкнул толстяк. – Якандидат наук...

– Люблю интеллигенцию, – сказал Мазур, похлопал его поплечу. – Но если вы, господа интеллигенты, разброд и шатание вноситьбудете в спаянные ряды заключенных, я на ваши степени и дипломы не посмотрю...Вика, с чего это они так развеселились?

– Он ко мне полез, – угрюмо сказала Вика, кивая натолстяка. – А Алексей...

– А Алексей вознегодовал, – понятливо кивнулМазур. – Ну, ясно. Толстый, у тебя определенно эротическое буйствоначалось, и перманентное, как революция у проститутки Троцкого... Смотри уменя.

– Ты у меня сам смотри! – заорал толстяк, дышаперегаром и смахивая кровь со щек. – Вы почему оба без цепей? Ты, вообще, ктотакой? Почему распорядок не для вас писан? Вы кто такие оба?

Истерия – штука заразительная. Мазур видел, что у бедолажнойчеты Егоршиных лица мгновенно стали злыми и подозрительными. И прикрикнул:

– Ну-ка, без митингов! Нашли крайнего, все тут в одинаковомположении... Унялись, а то уйму!

Они унялись, успели уже выработать здесь условный рефлекс накомандирское рыканье. Но Виктория, поправляя волосы закованными руками, все жеспросила не без надрыва:

– А в самом деле, почему вам такие вольности?

– Как себя поставишь, – отрезал Мазур. Увидел, чтопотные, раскрасневшиеся дуэлянты жадно поглядывают на нетронутую бутылку водки,подобрал ее и кинул в угол, к своему месту. – Нет уж, хватит с вас,голубки, всем скоро силы понадобятся, а от похмельных от вас толку чуть...

– Вы хоть знаете, что нам тут готовят? – спросилаВиктория.

– Знаю, – сказал он мрачно. – Тем более, не водкунадо жрать, а вспоминать навыки бега...

Бывает хуже, мог бы он добавить. Когда под тобой нетглубины, а низко над волнами несется вертолет с подвесным гидролокатором, ивслед широкой цепью идут мотоботы, а с них спиной вперед рушатся в воду чужиеаквалангисты. Или когда твои парни в отчаянной спешке подрывают портовыеарсеналы и секретное оборудование, которое никак нельзя оставлять противнику, а«Саладины» полковника Касема уже рычат моторами совсем рядом, так, что ихпулеметы лупят прямой наводкой по ожидающему твою группу, последнему эсминцу, атебе еще нужно поднять на воздух три пакгауза, собрать всех, погрузиться ивыйти из залива. После этих веселых передряг бескрайняя тайга, пусть даже сидущей по пятам погоней, покажется землей обетованной...