И тут вдруг произошло нечто неожиданное — зазвенело стекло,и в окно влетел, упав прямо на стол, камень. Разбился стакан, и осколком Эллипоцарапало щеку. Какое-то время мы сидели в оцепенении, затем я вскочил,бросился к окну, распахнул его и выбежал на террасу. Никого не было. Я вернулсяв комнату.

Взяв бумажную салфетку, я наклонился над Элли и вытерструйку крови, которая появилась у нее на щеке.

— Ничего страшного, дорогая. Крошечная царапина от осколка.

Я посмотрел на Сэнтоникса.

— Почему это произошло? — спросила Элли. В глазах у нее былонедоумение.

— Мальчишки, — ответил я, — начинающие негодяи. Узнали,наверное, что мы въезжаем. Тебе еще повезло, что они бросили только камень…Могли выстрелить из духового ружья.

— Но зачем они это сделали? Зачем?

— Не знаю, — ответил я. — Просто из баловства. Элли вдругвстала.

— Я боюсь. Мне страшно.

— Завтра во всем разберемся, — пообещал я. — Нам ведь покаеще ничего не известно про тех, кто тут живет.

— Может, это потому, что мы богатые, а они бедные? —добивалась Элли. Она обращалась не ко мне, а к Сэнтониксу, словно он лучше зналответ на этот вопрос.

— Нет, — медленно произнес Сэнтоникс, — не думаю…

— Наверное, потому, что они нас ненавидят… Ненавидят Майка именя. Потому что мы счастливы? — старалась угадать Элли.

И снова Сэнтоникс покачал головой.

— Нет, нет, причина в чем-то другом… — согласилась с нимЭлли. — А в чем, мы понятия не имеем. Цыганское подворье. Всех, кто тутпоселится, будут ненавидеть. И преследовать. Вполне возможно, что в концеконцов им удастся выгнать нас отсюда…

Я налил стакан вина и протянул ей.

— Молчи, Элли, — упрашивал ее я. — Не надо так говорить.Выпей вина. Конечно, это очень неприятно, но это всего лишь дурацкая выходка,грубая шутка.

— Интересно, — сказала Элли, — интересно… — Она пристальнопосмотрела на меня. — Кто-то хочет выгнать нас отсюда, Майк. Выгнать нас издома, который мы построили, из дома, который нам так нравится.

— Мы не позволим, — заявил я. И добавил:

— Я сам буду опекать тебя, так что ничего не бойся. Онаснова посмотрела на Сэнтоникса.

— Может, вы знаете? Вы ведь были здесь все время, покастроился дом. Неужто вам никогда ничего не говорили, не кидались камнями, немешали строительству?

— Иногда трудно отличить случайность от злого умысла, —сказал Сэнтоникс.

— Значит, несчастные случаи имели место?

— Обычно, когда идет строительство, несчастных случаев неминовать. Ничего особо серьезного, никаких трагедий. Кто-то упадет разок слестницы, кто-то уронит себе на ногу что-то тяжелое, еще кто-то занозит палец,который начинает нарывать.

— Но не более того? Ничего такого, что могло бы считатьсянастоящей бедой?

— Нет, — ответил Сэнтоникс. — Нет, клянусь вам!

— Помнишь ту цыганку, Майк? — повернулась ко мне Элли. — Какстранно она вела себя тогда, как уговаривала меня не переезжать сюда.

— Она не совсем нормальная, эта цыганка.

— Мы все-таки построили дом на Цыганском подворье, — сказалаЭлли. — Мы ее не послушались. — И, топнув ногой, добавила: — Пусть толькопопробуют выжить меня отсюда. Никому не позволю!

— Никто нас отсюда не выживет, — поддержал ее я. — Мы будемздесь счастливы.

Наши слова прозвучали как вызов судьбе.

Так началась наша жизнь на Цыганском подворье. Новогоназвания дому мы так и не подыскали. С того первого вечера за домом закрепилосьпрежнее название.

— Пусть называется Цыганским подворьем, — сказала Элли, —докажем, что мы ничего не боимся. И бросим им всем вызов, правда? Онопринадлежит нам, и к черту всякие цыганские проклятия.

На следующий день она пришла в себя, повеселела, и вскоре мызанялись устройством на новом месте, стали знакомиться с округой и с соседями.И как-то отправились к коттеджу, в котором жила старая цыганка. Хорошо бы,подумал я, застать ее в саду. До этого Элли видела ее только один раз — в тотдень, когда та нам гадала. Хорошо бы ей увидеть, что это самая обычная женщина,которая копает картофель у себя на огороде. Но старой цыганки мы не застали.Дом был заперт. Я спросил у соседки, не умерла ли она, но та покачала головой.

— Наверное, уехала, — объяснила она. — Время от времени онакуда-то уезжает. Она ведь настоящая цыганка. И поэтому не может долго сидеть наодном месте. Уезжает, а потом снова возвращается. — И, дотронувшись до виска,добавила:

— У нее тут не все в порядке. Вы из этого нового дома, да?Который только что выстроили на вершине холма?

— Угадали, — отозвался я. — Мы переехали вчера вечером.

— Очень хорошо, ничего не скажешь, — похвалила женщина. — Мывсе ходили смотреть, как его строят. Одно удовольствие видеть такой дом —верно? — вместо старых мрачных деревьев. — И, обернувшись к Элли, робкоспросила:

— Говорят, вы из Америки?

— Да, — ответила Элли, — я американка или, точнее, была ею,но сейчас я замужем за англичанином и потому теперь англичанка.

— И что же, надумали жить здесь постоянно?

— Да, — хором ответили мы.

— Что ж, очень надеюсь, вам у нас понравится. — В ее голосепослышалось сомнение.

— А почему нам может здесь не понравиться?

— Уж больно тут одиноко. Редко кто, знаете ли, любит жить вуединении, когда кругом одни деревья.

— Как на Цыганском подворье, — добавила Элли.

— Так вы слыхали, как это место у нас называют? Но сам-тодом, который там раньше стоял, назывался «Тауэрс». Не знаю почему. Никакихбашен там не было, по крайней мере в мое время.

— По-моему, «Тауэрс» — нелепое название, — заметила Элли. —Мы лучше будем называть наше поместье по-старому. Цыганским подворьем.

— Тогда нужно сообщить об этом в почтовое отделение, —сказал я, — иначе к нам не будут доходить письма.

— Наверное.

— Хотя, если вдуматься, — продолжил я, — так ли уж этоважно? Не лучше ли вообще не получать никаких писем?