— А у некоторых аллергия на кошачью шерсть, — заметила Элли.— И на пух из подушек. — И они с увлечением стали обсуждать прочие видыаллергии.

Я сидел рядом с миссис Филпот, высокой и стройной женщиной,которая говорила исключительно о своем здоровье — в те моменты, когда ейтребовалось сделать паузу между блюдами, которые были очень сытными. Онаознакомила меня с полным перечнем всех своих заболеваний и не без гордостисообщила, что даже самые выдающиеся светила медицины не могут поставить ейверный диагноз. Иногда она позволяла себе отклониться от этой захватывающейтемы, расспрашивая меня, чем я занимаюсь. Когда я ловко ушел от ответа, онапопыталась, правда, не настойчиво, выяснить, с кем я знаком. Я мог бысовершенно честно сказать: «Ни с кем», но решил не уточнять, поскольку оназадала мне этот вопрос явно не из снобизма, и к тому же мой ответ мало ееинтересовал. Миссис «Корги», — ее настоящую фамилию я прослушал, — была кудаболее настойчива в своих расспросах, но я отвлек ее разговором о бедных кискахи собачках и о невежестве ветеринарных врачей. Беседовать на эту тему быловполне безопасно, но очень скучно.

Позже, когда мы довольно бесцельно прогуливались по саду, комне подошла Клодия Хардкасл.

— Я наслышана о вас от моего брата, — вдруг ни с того ни ссего заявила она.

Я удивился. Я не был знаком с братом Клодии Хардкасл.

— В самом деле? — на всякий случай спросил я.

Она улыбнулась:

— Но ведь он строил ваш дом.

— Вы хотите сказать, что Сэнтоникс — ваш брат?

— Сводный. Я не очень хорошо его знаю. Мы редко встречаемся.

— Он замечательный человек, — сказал я.

— Многие так считают, я знаю.

— А вы?

— Мне трудно ответить определенно. Смотря что вы имеете ввиду. Одно время он покатился вниз… С ним никто не желал иметь дела. А потомвдруг переменился и начал преуспевать — неожиданно для всех. И вроде бы дажеперестал… — она сделала паузу, — перестал думать о чем-либо ином, кроме своейработы.

— По-моему, так оно и есть.

Я спросил у нее, видела ли она наш дом.

— Нет. По окончании строительства не видела. Я пригласил еезайти к нам.

— Предупреждаю, мне он вряд ли понравится. Я не люблюсовременные дома. Предпочитаю особняки эпохи королевы Анны[26].

Она пообещала записать Элли в члены гольф-клуба. И еще онисобирались вместе кататься верхом — когда Элли купит лошадь, — может, и неодну. Короче, они с Элли уже успели подружиться.

Когда Филпот показывал мне свои конюшни, он упомянул оКлодии.

— Отличная наездница и знаток в псовой охоте, — сказал он. —Жаль только, испортила себе жизнь.

— Каким образом?

— Вышла замуж за богача, много ее старше. Он американец, пофамилии Ллойд. Ничего из их брака не получилось, очень быстро разошлись. Онавзяла свою девичью фамилию. Вряд ли выйдет замуж еще раз. Терпеть не можетмужчин. А зря.

Когда мы ехали домой, Элли сказала:

— Скучновато, но приятно. Славные люди. Мы будем оченьсчастливы здесь, правда, Майк?

— Конечно, — ответил я и, сняв руку с руля, сжал еезапястье.

Когда мы вернулись, я высадил Элли у дверей, а сам отвелмашину в гараж.

Идя к дому, я услышал, что Элли играет на гитаре. Гитара унее была — красивая старинная испанская, наверное, стоила кучу денег. Обычноона еще напевала немного воркующим низким голосом.

У нее был довольно приятный тембр. Большинство ее песен яслышал впервые. Ритуальные песни американских негров, старинные ирландские ишотландские баллады, мелодичные и довольно грустные. Ничего похожего напоп-музыку или рок-н-ролл. Наверное, это были народные песни.

Я обошел террасу и остановился у входа.

Элли пела одну из моих любимых песен… Не знаю, как онаназывается. Она еле слышно проговаривала слова, наклонившись к самому грифу итихонько пощипывая струны. Мелодия этой песни тоже была сладко-грустной:

Вот что нужно знать всегда:

Слитны радость и беда.

Знай об этом — и тогда

Не споткнешься никогда.

Темной ночью и чуть свет

Люди явятся на свет,

Люди явятся на свет,

А вокруг — ночная тьма.

И одних ждет Счастья свет,

А других — Несчастья тьма.[27]

Она подняла голову и увидела меня.

— Почему ты так смотришь на меня, Майк?

— Как?

— Ты смотришь на меня так, будто любишь меня.

— Конечно, я тебя люблю. Как еще я должен смотреть на тебя?

— Но о чем ты думал, пока смотрел? Помолчав, я ответил:

— Вспомнил, как впервые увидел тебя, когда ты стояла в тениразлапистой ели.

Да, я и в самом деле вспоминал первые минуты знакомства сЭлли, охватившие меня удивление и волнение…

Улыбнувшись мне, Элли тихо пропела:

— Темной ночью и чуть свет

Люди явятся на свет,

Люди явятся на свет,

А вокруг — ночная тьма.

И одних ждет Счастья свет,

А других — Несчастья тьма.

Человек обычно слишком поздно осознает, какие минуты в егожизни были самыми счастливыми.

Минуты, когда мы, вернувшись с обеда у Филпотов, в полномблаженстве пребывали у себя дома, и были такими минутами. Но я тогда этого ещене понимал. — Спой песенку про муху, — попросил я. И она запела незамысловатуюпесенку на веселый танцевальный мотив:

Бедняжка муха,

Твой летний рай

Смахнул рукою

Я невзначай.

Я — тоже муха:

Мой краток век.

А чем ты, муха,