Люда, будущий психолог, погладила его по голове, почмокалагубами в воздухе, как будто целуя бедняжку, и продолжила про свою практику.

— Возьми меня в Киев, Димочка! Я тебе пригожусь. Я там всетак организую, что все твои закачаются!

Родионов отрицательно помотал головой, изумленный тем, чтоона явно не шутит.

— Димочка, ну ты же никогда и никуда меня не берешь! Никогдаи никуда! Я тебе что, не человек?!

— Э-а-эк, — согласился Родионов, не разжимая зубов.

— А раз человек, то и веди себя по-человечески! Я хочу стобой в ресторан, я хочу с тобой в люди выйти, а ты приезжаешь только спать!Димочка, я не хочу быть просто приложением к тебе!

Родионов перепугался.

С чего она вообще взяла, что может быть к нему… приложением?Нет у него никаких приложений! У него куча работы, Марков, недовольный тем, чтоон в очередной раз задерживает роман, Маша Вепренцева, визит в Киев, ТимофейКольцов, Илья Весник, Таня Табакова — чудесный, привычный, деловой, знакомый итакой важный для него мир! Люде нет и не может быть в нем места!

— Люд, я не понимаю, о чем ты говоришь. Не понимаю, и всетут. Твоей практикой я заниматься не буду. Со мной в Киев ты не поедешь. Эторабота, а не тру-ля-ля!

— А я и буду работать!

— Да не будешь ты работать! — неожиданно для себя вдругжестко сказал Родионов. — Все это ясно и понятно. Сколько тебе лет?

— Двадцать… один.

— Вот именно. У тебя образования нет и не будет. В институтты ходишь, просто чтобы время отбыть, и преподаватели ваши ходят за тем же! Явсе понимаю в жизни и в карьере тоже, Люда! Ты еще год проваландаешься сосвоими тестами, потом напишешь диплом «Зигмунд Фрейд как зеркало мировогопсихоанализа», потом устроишься на работу в школу. Будешь психологом младшихклассов. Нарисуйте, дети, картинку, как ваша семья сидит за обедом в выходной!Вот и вся твоя работа.

Глаза у нее налились слезами, но Родионова уже несло,штормило, качало, и он ничего не хотел замечать.

— Димочка, как ты можешь?

— А так, что я знаю, как делаются карьеры. День и ночь,двадцать четыре часа в сутки! Какой тебе штаб, Людочка?! Ты писать сначаланаучись без ошибок, а потом уже в штаб! И расписание мне составлять не надо, яв этом не нуждаюсь!

— Не нуждаешься?… — переспросила Люда и широко раскрылаглаза, как-то даже выпучила их, как Мишель Пфайфер в фильме про маньяков.

— Ты вот сидишь в своем психологическом институте и сидисебе, только не смеши людей тем, как ты станешь замечательно работать! Для тогочтобы работать, мозги нужны, дорогая моя, мозги и желание пробиться наверх!

Должно быть, все это было несправедливо и не слишкомкрасиво, и уж точно совсем не умно, но Родионов, что называется, разошелся. Емутеперь непременно нужно было довести ситуацию до точки кипения.

— И помогать тебе я не буду, потому что нечему помогать!Помогать в твоем понимании — это значит все сделать за тебя, а я не понимаю,почему я что-то должен за тебя делать! И не буду, и не хочу!

— Я тебя ненавижу, — вдруг отчетливо выговорила Люда и взяласьобеими руками за спинку кресла. — Я тебя уничтожу.

— Валяй.

Родионов поднялся с дивана и стал одеваться. Давно бы емудогадаться одеться! Общественный обвинитель без штанов — это смешно. А ему нехотелось быть смешным, ему хотелось быть величественным.

— Ты возомнил себя гением, — продолжала Люда.

Родионов мельком на нее взглянул. Вид у нее был немногосумасшедший. — А на самом деле ты никто, бульварный писака! Кому нужны твоидерьмовые книжонки?! Никому! Да о тебе все забудут через год, через два, и тыумрешь под забором, нищий, старый ублюдок!

— Я пошел, — сказал Родионов. Она сидела в его рубашке, икрасиво уйти никак не получалось. Или уходить без рубашки, или требовать еевернуть — и то, и другое не слишком красиво. Он несколько секунд соображал, инапрасно.

Люда вдруг бросилась на него, стул опрокинулся, загрохотал,и винная бутылка закачалась на столике, опрокинулась и повалилась на ковер, изнее потекла тоненькая алая струйка, как кровь.

— Ты ничтожество, высокомерная тварь, ублюдок!! — Она сильноударила его в скулу острым кулачком, а левой рукой двинула в ребра. Родионов неуспел ее перехватить. Он вообще ничего такого не ожидал, когда начинал своюобличительную речь. — Ты думаешь, что меня так просто бросить, да? Ты думаешь,что я никто?! Да я тебя… уничтожу, я с тобой разделаюсь, с тобой и с этой твоейшлюхой!

Люда царапалась, кусалась и дралась, и в какой-то моментРодионов перепугался, что не сможет с ней совладать. Не бить же ее, на самомделе! Он отступал к двери, а она наскакивала на него, клевала, щипала, и глазау нее были безумные.

— Остановись, — приказал Родионов, когда потасовка ужегрозила перейти в драку, — остановись сейчас же!

Ничего не помогло. Кое-как, придерживая ее одной рукой, оннашарил на столике ключи от машины, и теперь нужно было еще открыть дверь.Спиной он чувствовал замок и дверную ручку — спасение было уже совсем близко! —но он никак не мог изловчиться и открыть.

Да что ж это такое, а?!…

— Я тебе отомщу, тварь, ублюдок недоделанный! Ты ещеузнаешь, чего я стою, недоносок поганый!… Я тебя… Я… я тебя убью!

В этот момент замок, который Родионов судорожно дергал,наконец открылся, он вывалился на лестничную клетку, где было темно и пахлокошками, и прямоугольник света из Людиной прихожей вырвался вслед за ним, иРодионов увидел приоткрытую дверь квартиры напротив. Кто-то оттуда, из тойквартиры, привлеченный шумом на лестнице, следил за ними!

Он затолкал Люду обратно, захлопнул дверь и побежал вниз,сжимая в кулаке ключи от машины. Побежал так унизительно и мешкотно, как небегал никогда в жизни, и вся эта история с дракой и идиотскими разговорами былагадостью, и он чувствовал эту гадость так, словно она была у него во рту.

Он доехал до дома, влез под душ, очень горячий, такой, чтоедва можно было терпеть, долго тер себя мочалкой, стараясь оттереть гадость,потом вылез, не вытираясь, пошел на кухню и залпом выпил полстакана водки.Потом подумал и выпил еще полстакана.

На Люду наплевать, подумал он. Наплевать. Я-то как попался?!С чего меня-то понесло?! Нервы ни к черту стали из-за этой проклятой работы.Надо в отпуск ехать. В Турцию, покупать очередной ковер.

Вспомнив про ковер, он вспомнил и про Машу, водку спрятал истакан ополоснул. Завтра она его увидит на столе, обо всем моментальнодогадается, а Родионову не хотелось, чтобы Маша знала, из-за чего он пил.