– А голос по-прежнему печальный?

– Ну да, – сказал Смолин невесело, – стольководы утекло… Шестьдесят с лишним лет, жизнь целая… Не говоря уж о том, что сзолотом черт-те что могло за эти годы произойти… Давай спать, а? Нам завтралучше бы двинуться ни свет ни заря…

Сначала Смолин, еще в пелене тающего сна, ощутил чужоеприсутствие – и сон отлетел окончательно, однако чужак обозначился вовсе ужматериально: что-то холодное, твердое и вроде бы довольно длинное давило наглотку лежавшего на спине Смолина. Он дернулся было, почувствовал нешуточноеудушье – и осторожности ради замер.

– Тихо-тихо, – раздался у него над головойспокойный, с легкой насмешечкой голос, – лежи спокойно, а то удавишься. Аэто совершенно ни к чему…

Теперь Смолин проснулся окончательно, мог осознатьпроисходящее во всех деталях и подробностях. Незнакомец, стоящий в изголовье,легонько придавил ему горло предметом, больше всего напоминавшим, по ощущениям,ружейный ствол. В комнате было уже не по-ночному темно, но и не по-утреннемусветло – та зыбкая пора перехода от ночи к утру, которую именуют кто часомбыка, кто часом волка (не путать с термином «час волка», используемымалкашами!).

Рядом зашевелилась Инга, сонно вскрикнула, сообразив, чтопроисходит что-то не то. И тут же, судя по хрипу, ее точно так же придушилислегка. Скосив глаза, Смолин кое-как разглядел в полумраке, что склонившаясянад девушкой темная фигура попросту сграбастала ее ручищей за глотку. Фигурабыла здоровенная, внушительная, способная одной рукой обездвижить кого-нибудь ипокрепче Инги.

– Ну тихо, тихо, – продолжал тот же спокойный, сленцой и насмешечкой голос, – лежите спокойно, дамы и господа. Никто васобижать не собирается, ежели найдем консенсус… Честно.

Не барахтаясь, лежа спокойно Смолин пустил в ходединственный ему сейчас доступный в таком положении исследовательский метод –обоняние. Проще говоря, усиленно принюхивался. От двух фигур в изголовьелегонько припахивало потом – не застарелым бомжевским, а свежим, как иследовало ожидать от людей, то ли отмахавших пешком изрядный кусок, то липоработавших в жаркую пору. Припахивало еще табаком и чем-то, подсознательносвязанным с ружейным маслом и прочими жидкостями по уходу за оружием. А вотспиртным решительно не пахло, ни намека. Вооруженные люди, довольно опрятные,трезвехонькие, несуетливые… В таежной глуши это может оказаться еще поопаснее,нежели упившиеся какой-нибудь дрянью бродяги…

Неподалеку что-то чиркнуло, фыркнуло – и на столе засветилаумело разожженная керосиновая лампа. Стало довольно светло – по сравнению спредшествовавшим полумраком. Выворачивая голову, Смолин попытался разглядетьфизиономию своего пленителя, но против света ничего рассмотреть не удалось.

Судя по звукам, вторгшихся было больше двух – кто-то разжеглампу, еще кто-то расхаживал по комнате, чем-то постукивая, перекладывая –определенно без зазрения совести ворошил нехитрые смолинские пожитки. Ага!Появилась еще одна фигура, столь же основательная – человек, нагнувшись,пошарил под обеими подушками, залез под покрывало (не нашлось у отшельникасвежего постельного белья, и Смолин с Ингой при минимуме одежды так и улеглисьспать поверх обширного цветастого покрывала). Извлек, паскуда, наплечную кобурус наганом (при виде которой державший Смолина уважительно причмокнул),отодвинулся.

– Нету больше ничего, – сказал он этакимхозяйственным тоном.

Ружейный ствол отодвинулся от шеи Смолина.

– Ну вот что, – сказал его хозяин, – я сейчаспожитки ваши поизучаю, а вы, оба-двое, я вас душевно прошу, полежите пока, какголубки. И душевно вас прошу, не дергайтесь, иначе обидеть придется… Лады? Ну,я кого спрашиваю, путешествующий товарищ? Поняли нехитрый расклад?

– Понял, – сказал Смолин.

– А вы, красавица?

– Да, – испуганно пискнула Инга.

– Вот и ладненько. Культурные люди…

Он отошел к столу. Скрипнул расшатанный стул. Послышалсяневнятный шепот. К постели вновь подошла здоровенная фигура, в лапе у которойСмолин без труда разглядел пистолет ТТ – каковой верзила небрежно держал, еслиможно так сказать, за середину, словно безобидный бытовой предмет наподобиескалки или бутылки. Сунув пистолет за пояс джинсов (на нем были джинсы ирубашка), наклонился над постелью и еще раз пошарил под подушками, подпокрывалом, охлопал покрывало ладонями, лишний раз проверяя на предмет наличияпосторонних предметов.

При этом рукоять тэтэшки соблазнительно и долго маячилабуквально перед самым носом Смолина, в пределах досягаемости. Будь онкаким-нибудь спецназовцем или иным суперменом, натренированным державой, ничегобы не стоило выхватить у обормота пушку, свалить его с ног и начать веселье.Собственно, и простой, битый жизнью мужик вроде Смолина, мог бы это без трудапроделать – но очень уж рискованно затевать такие игры, не будучи именно чтоспецназовцем. Их как минимум четверо, неизвестно, какое еще у них оружие, как онипо горнице рассредоточились, что умеют, на что способны. Нет, рано пока чтодергаться, следует выжидать подходящего момента, когда имеет смысл поискатьшанс и обычному хваткому человеку…

Ничего, разумеется, больше не отыскав, верзила отошел. Лампаразгорелась ярко, и Смолин прекрасно видел теперь непрошеных гостей. Двоеоказались довольно молодыми, не старше тридцати – чем-то неуловимо похожие другна друга ребятки, вида ничуть не пропитого, можно бы сказать, спортивного, одинкрасовался с ТТ за поясом, второй поигрывал наганом (достаточно старым, давнолишившимся воронения, наверняка настоящим). У стеночки, положив на коленикарабин, восседал пожилой невысокий азиат – рожа в глубоких морщинах, глазкиузенькие. Это, конечно, мог оказаться и китаец, и казах, и вовсе ужэкзотический таиландец – но, учитывая реалии Шантарской губернии, логичнее ипроще было предположить, что это попросту эвенк, каковых на севере губернииобитает немало. Смолину он крайне не понравился – как противник. Эвенкийскийчеловек сидел неподвижно, словно статуя, руки лежали на карабине вроде бырасслабленно, но как-то сразу чувствовалось, что этот субъект способен вмигшарахнуть из этого именно мнимо-расслабленного положения метко и убойно.Чингачгук, мать его об колоду…

Но это все, вскорости подумал Смолин, были пешечки. Главный,никаких сомнений, помещался за столом, проглядывая документы из смолинскогобумажника. Примерно смолинского возраста, широкоплечий, длинное тяжелое лицо,обветренное, в морщинах, с мешками под глазами, но опять-таки лишенное всякогоследа алкогольных излишеств и безалаберной жизни. Жизненным опытом, нутромСмолин чуял пахана – опасного, умного, хитрого… которого, начнись что,следовало валить в первую очередь – это будет все равно что лишить армиюфельдмаршала…

Так… У стола стоит еще один карабин, а вот смолинского – тоесть хозяйского – «Бекаса» нигде не видно, следовательно, он находится напрежнем месте, с пятью патронами в магазине, шестым в стволе, на предохранительпоставленный. Что дает некоторые шансы, если улучить время и грамотновоспользоваться, учтем-с…