– А какая разница? – пожал плечами Смолин.

– И действительно, какая? Давай лучше про золото… Гдезолотишко-то?

– Не знаю.

– Ох, Вася… – поморщился Леший, – ну кончайты ломаться… А то вон Пашенька с Петенькой, которым невтерпеж, с девочкойбаловать начнут незамысловато…

Смолин усмехнулся:

– А если я бесчувственный?

– Вполне возможно, – серьезно кивнул Леший. –Когда на кону аж четыре пудика золота, людишкам вроде нас с тобой на таких вотдевочек наплевать… Ну, а в отношении себя самого ты тоже насквозьбесчувственный? Ты ж не упертая бабка Нюра, ты небедный городской житель, тебепожить охота… Маича Петрович, объясни ты ему душевно, до чего может дойтифантазия представителя коренных народов Севера…

Эвенк заговорил, бесстрастно и негромко:

– Значит так, Вася. Берем ножичек, берем тоненькиепрутики, берем спички, веревочки…

От того, что он говорил, у Смолина, честно говоря, по спинепополз холодный пот и под ложечкой как-то неприятно засосало.

– Вот же… – сплюнул Леший, когда Маича закончилописание крайне омерзительных процессов, – до чего только люди нидодумаются… А какой-нибудь городской интеллигент с бороденкой, молью побитой,увидит в телевизоре того же Маичу Петровича, умилится и думать начнет хернюкакую-нибудь: мол, вот оно, первозданное дите природы, хранитель изначальнойжитейской мудрости… А это дите вон что фантазирует… Человек все же – такаясволочь… Ты, Маича Петрович, не гляди обиженно, это я не в твой конкретныйадрес, а о человечестве вообще, вместе взятом. Все мы сволочуги, и ты, и я, иВаська упрямый… Ну, Вась? Ты ж не хочешь, чтобы все это и многое другое и всамом деле с тобой проделали, а заодно и с девочкой? Больно ж будет…

– Ага, – сказал Смолин, – и как только ты узнаешь,что тебе хочется, жить нам на этом свете станет совершенно незачем…

– Да ладно тебе, – сказал Леший без улыбки. –Я, конечно, не подарок, но пораскинь ты мозгами: на кой мне черт два греха надуше? Покойников, Вася, на себя следует брать по исключительной необходимости,и никак иначе. В данном конкретном случае исключительной необходимости непросматривается… – он коротко хохотнул. – Скажу тебе правду: не вдоброте дело… Кто тебя знает, какую подстраховочку ты там в городе оставил… Даи девочку искать начнут, коли она – пресса … Оставлю я вас жить не из доброты,а из голого расчета. Не хочу, чтобы мне потом на голову сваливалиськакие-нибудь городские черти и осложняли жизнь.

Смолин поморщился:

– А так тебе никто на голову не свалится?

– Может, и нет, – раздумчиво протянулЛеший. – Есть некоторая разница, знаешь ли, между спросом за двух жмурикови спросом за золото… Верно? Во втором варианте есть шанс проскользнуть междустебаных…

– И я тебе верить должен?

– А что, у тебя вариантов навалом? – осклабилсяЛеший. – Приходится, милый, жизнь заставляет… Давай-ка мы быстренькопросчитаем нюансики, как вы, городские, выражаетесь. Я тебя отпущуживым-здоровым вместе с девочкой и даже, может, горсточку крупки насыплю тольков одном-единственном случае: если ты мне сейчас все выложишь, как на духу. Ибудете оба целехоньки, в товарном виде. А вот если вас начнем спрашивать теммакаром, про который так увлекательно толковал вольный сын тайги МаичаПетрович… Тут уже совершенно другой расклад. Ты, конечно, все выложишь, воттолько к тому времени будешь в столь непотребном виде, что на люди вас будетотпускать решительно невозможно. Сразу пойдут вопросы: кто ж вас, болезных, такизнахратил, где Васины яйца и девочкины уши? Почему в пальцах серьезныйнедочет, а глазик на ниточке висит? Милиция задергается… В общем, сампонимаешь, потрепанными вас выпускать будет уже нельзя. Придется… – ончеркнул себя большим пальцем по горлу. – Риск есть, но что ж делать… Ежеливас заховать грамотно, то может и прокатить. Тут глушь, Вася, тут великихсыщиков нету, тут обычные менты, замотанные бытовухой по самое не могу… А твоигородские корешки, которые у тебя, конечно же есть… Ну, рискнем. Что ж ещеостается? – он глянул через плечо Смолина. – Барышня, милая, хорошая,ну хоть вы-то войдите в мое положение по извечной женской доброте… Я ж не зверьи не Чикатило, но – шестьдесят кило золота… Тут у любого мозги пойдутнаперекосяк, и рука с ножичком не дрогнет… Оно вам надо? Вы уж Васю убедите незапираться, пока вас обоих на клочки резать не начали…

Смолин бросил беглый взгляд через плечо – Инга молчала, не всилах произнести ни слова, лицо у нее было совершенно белым от ужаса,решительно не вязавшегося со всей ее прежней шантарской жизнью, размеренной ибезопасной.

– Ну, подождем малость, – сказал с пониманиемЛеший. – Сейчас барышня чуток переведет дух, говорить сможет и непременноначнет Васю уговаривать быть умным…

Стояла напряженная тишина. Мозги у Смолина работали влихорадочном ритме. Уже многое можно было обдумать и просчитать.

Совершенно точно известен отрезок времени, в течениекоторого их с Ингой и пальцем не тронут, – пока Леший со стаей неубедятся, что Смолин им назвал правильное место. Это азбука… Вот только…Конкретного места, вроде крестика на пресловутых пиратских картах, в общем, инет. Только название деревни. А тут уж возможны варианты. Бабка могла все же иобмануть. Золотишко могли лет двадцать назад выкопать. И наконец, скольковремени, если клад на месте, Леший будет его искать? Не день и не два. И всеэто время сидеть Смолину с Ингой в каком-нибудь подвале, откуда хренвыберешься, Леший – человек умный и обстоятельный, уж он-то наверняка придумаетузилище, из которого не сбежишь. Смолин на его месте тоже бы придумал.

А что потом? Плохо Смолину верилось, что Леший, обретяжелаемое, преспокойно отпустит опасных свидетелей на все четыре стороны. Не тотчеловек. Шестьдесят кило золота и в самом деле на мозги действуют специфически.В глухой тайге многое можно упрятать – энкаведешники с кучерами пролежали чутьли не семьдесят лет и обнаружились по чистой случайности, хотя их в свое времяискала держава… Нет, не оставит он свидетелей, благо прекрасно должен понимать:никто его, в общем, тут не видел, никто не знает, что именно он приходил… Точноприкончит, найдя золото… А уж если не найдет…

Есть ли шансы побарахтаться? Смолин считал, что есть.Заряженный на шесть патронов «Бекас» по-прежнему покоился под низкой кроватью сопущенным до пола покрывалом – Смолин его нигде не видел. Не могли вытащитьтихонечко…

Ну так как? Ему пришло в голову, что он переоценил исходящуюот эвенка опасность. Да, конечно, стреляет тот наверняка как бог… но он же,мать его, не спецназовец какой! У него конкретный и специфический жизненныйопыт стрельбы по фауне, по всему, что бегает и летает… зато наверняка нет ибыть не может навыка в схватке с людьми, да еще в помещении. У него другойопыт, другие навыки, на другое глаз и мышца заточены…

Вся эта кодла – не спецназ, не профессиональные киллеры, неспортсмены-каратисты. Хваткие, битые – да. Решительные – да. Крови и зверстване боятся, уж безусловно. При оружии.