Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, — Герт присел на кровать рядом сомной, — так и быть, прощаю тебе и зануду, и импотента, и проповедника.Может, я сейчас и правда малость чудной и болтаю всякую чушь… Давай не будемссориться, хорошо?
— Хорошо, — послушно ответила я. в свой чередцелуя Герта. — Иди, а я еще немного хотела бы поспать.
— А как же работа? — обернулся он уже вдверях. — Или сегодня ты решила устроить себе выходной?
— Вот именно. — Я откинулась на подушки. —Позвоню немного попозже и предупрежу, что появлюсь к обеду.
— Пока, дорогая, — Герт помахал мне ручкой инаконец-то убрался.
Полежав еще немного, я поняла, что уснуть все равно неудастся, поэтому решила встать, сварить себе кофе и позвонить на работу. Пока яварила кофе, на глаза мне попалась брошюрка с выставки, и я уселась на стул,лениво ее перелистывая.
Книжонка оказалась настолько занимательной, что я упустилакофе, и, конечно же, он залил всю плиту. Но я почти не обратила на этовнимания, увлеченная поразительными фактами.
Оказывается, Карчинский в свое время учился в художественномучилище у очень известного мастера-авангардиста. Но что-то не поделив спреподавателем, училище покинул. Затем он занимался у известного живописца,профессора и члена Академии художеств, но и с ним распрощался, так как маэстрозаявил, что он не способен сам создать что-либо, а лишь копирует известныеработы. Карчинский тогда стерпел, но через пару лет выставил несколько работ,которые были почти точными копиями полотен его маэстро-учителя. Почти, но несовсем. Карчинский внес в его картины и картины других известных художниковсвои дополнения, и получились вполне оригинальные работы. Скандал вышелграндиозный, профессор попал в больницу с инфарктом, но молодое дарованиезаявило, что предпочитает именно такой путь в искусстве. От него всеотвернулись, но Карчинский продолжал верить в свою звезду.
На некоторое время он отошел от живописи и стал ездить подеревням, пытаясь найти мастеров, владеющих секретами гончарного искусства. Ипублике он прежде всего стал известен как талантливый мастер, представившийсвои глиняные поделки.
Но это все больше напоминало дымковскую игрушку, Кореейздесь пока и не пахло. Кстати, в то время он и был впервые отмечен какталантливый мастер-самородок, пытающийся восстановить народные ремесла. Нозатем в жизни художника снова произошел зигзаг, он резко куда-то пропал ипоявился только через четыре года, поразив на этот раз публику своей керамикойв стиле корейских мастеров.
Теперь уже о нем заговорили всерьез. Как раз наступило времяразных клубов, которые старательно укрепляли дружбу между всеми странами.Работы Карчинского пришлись очень кстати. Он стал выставляться как новатор,открывающий для нас культуру другой страны. Но картины появились гораздо позже.Как раз подошло время перестройки, и он появился как мастер, пострадавший присоветской власти. Его и заметили, и отметили. Но времена менялись, последовалимрачные годы кризисов, потрясавших страну неустанно. Власти никак не моглиподелить сладкий пирог, а простому народу оставалось только потуже затягиватьпояс.
Всем в этой ситуации стало не до искусства, пытались простокак-то выжить. Некоторые шли в бизнес, другие искали состоятельныхпокровителей, но большинство просто зарабатывало жалкие гроши на кусок хлеба.Талантливые мастера, открытые в период перестройки, как-то незаметно исчезали,если не успевали вовремя уехать на Запад. Карчин-ский мог бы также пропасть вбезвестности, но он познакомился с одним деятелем, который взялся представитьего картины в Америке.
Там он был весьма благосклонно принят публикой и обласканкритикой. Ему удалось весьма выгодно продать несколько своих работ. Совместно сэтим американцем он организовал международный фонд по изучению предметовискусства Кореи, и тот благодетель занялся продажей его картин и керамики. СамКарчинский вернулся в родной Питер, но его работы постоянно выставлялись напродажу в малых и больших галереях и в магазине «Russian art» в Нью-Йорке.
Особенно интересным мне показалось то, что Карчинский некопировал напрямую корейских мастеров, а использовал их картины в качествеосновы для своего творчества. Это называлось работать в стиле того или иногомастера. Отмечалось, что Карчинский писал свои полотна в манере, не отличимойот манеры таких корейских мастеров, как Ли Санджва [14], ОМоннен, Сим Санджон [15]. В Корее его даже прозвали вторым СинЮн Боком [16] и наградили титулом «Человек — сокровищекультуры», который присваивался мастерам декоративно-прикладного искусства.
После прочтения занимательной брошюры у меня возникла массавопросов, но я оставила их пока при себе, решив заняться делами насущными. Ипрежде всего позвонить в редакцию. Мне повезло, так как трубку взял ЯшаЛембаум.
— Привет, Яша, — поприветствовала яколлегу, — позови мне Лильку, будь другом.
— Всегда пожалуйста, — откликнулся отзывчивый ивежливый Яша, — одну минуточку.
Но прошло, по крайней мере, минут пять, пока я наконец-тоуслышала Лилькин голос.
— Чего тебе, мать? — недовольно спросила она.
— А ты что это не в духе? — бодренько ответила явопросом на вопрос.
— С чего ты взяла, что я не в духе? — пробурчалаЛилька.
— По голосу слышно, но у меня для тебя хорошая новость.Приготовься запоминать или записывать.
— Да ну тебя, — все так же недовольно пробурчалаЛилька, но все же заинтересовалась:
— А что за новость?
— Новость потрясающая, — ответила я. — Однаочень известная модель нордвиндского дома вчера объявилась в одном месте вобществе известного банкира. Несомненно, что между ними связь.
— Нашла чем удивить. — Лилька даже не пыталасьскрыть разочарование.
— Но ты даже не спросила, кто эта модель и кто этотбанкир? — Я усиленно пыталась подогреть ее интерес.
— А надо… спрашивать? — Лилька теряла всякийинтерес к разговору и только что не зевала в телефонную трубку.
— Да не мешало бы, милая, — поддела я ее, —если учесть, что эта модель Диана, а банкир… — Я нарочно сделала паузу,почувствовав, что на другом конце телефонного провода Лилька вся замерла и,кажется, даже дышать перестала. Чутье у нее на сенсации феноменальное.
— Не томи, — слабо простонала она. — Кто он?