– Но хотя бы стрелять-то он умеет?

– Блестяще. При трех выстрелах выбивает двадцать семьочков, при пяти – сорок восемь. Это сейчас, а когда работал в розыске ирегулярно тренировался, был бессменным победителем все восемь лет.

– Странный малый, – задумчиво пожал плечамиДенисов. – А он, случайно, не сумасшедший?

– А это пусть ваша супруга скажет.

– Ну что ж, – Денисов со вздохом поднялся скресла, – пойдем проведаем, как Вера Александровна развлекает твоегопротеже. Но смотри, Толя, головой за него отвечаешь. Кстати, у него есть связив милицейских кругах в Москве?

– Не знаю. Но если и есть, то не на уровне руководства.Кем он был? Рядовым сыщиком в нашем заштатном городишке.

– Но ему понадобится помощь. В списке тридцать четыречеловека, и двадцать шесть из них – москвичи. Разумеется, начать он долженбудет именно с Москвы. Я попрошу Каменскую ему помочь.

Старков резко остановился посреди длинного коридора.

– Эдуард Петрович, не делайте этого!

Денисов медленно повернулся к нему и внимательно посмотрел вглаза.

– Почему, Толя?

– Не нужно. Не трогайте ее.

– Почему? Ты перестал ей доверять? Ты что-то знаешь?

– Я знаю только одно: она будет мучиться. Я прекраснопомню, как тяжело ей было принимать ваше предложение тогда, два года назад, какона терзалась. Она же знала, кто вы такой и какими деньгами ворочаете. А послетого, как погиб ваш сын, она чувствует себя вашей должницей и не сможетотказать.

– Вот и прекрасно, пусть не отказывает. Пусть поможетТарадину.

– Эдуард Петрович, прошу вас, не трогайте Анастасию.Она знает, что вы по уши сидите в криминальном бизнесе, что вы крупнейшийворотила среди преступников-финансистов, и, не имея возможности вам отказать,она будет делать то, о чем вы ее попросите, но она сойдет с ума. Вы хотитезаставить ее страдать? Вспомните, как она помогла нам всем два года назад. Снее достаточно.

– Как ты за нее заступаешься! – усмехнулсяДенисов. – Уж не влюбился ли?

Лицо Старкова непроизвольно дернулось, и Денисов понял, чтопопал в больную точку. Надо же, а он и не заметил тогда. Вот только сейчасвылезло… Ай да Толя!

– Я отдал ей своего сына, – медленно сказал он,глядя пристально в глаза начальника контрразведки. – И имею право проситьее об услуге, пусть даже выполняться мои просьбы будут ценой ее страданий. Неволнуйся, престарелый Ромео, я не стану просить ее ни о чем незаконном. Этадевочка мне нравится, и я буду ее беречь.

Он повернулся и пошел дальше по коридору в сторону гостиной,уверенный в том, что Анатолий Владимирович Старков послушно идет за ним.Распахнув дверь, он увидел жену и Тарадина, занятых непринужденной беседой.

– Толенька! – радостно воскликнула Вера Александровна,которая выделяла Старкова из всей команды мужа, искренне ему симпатизировала исчитала единственным интеллигентным человеком из всех, кто составлял окружениеДенисова.

Она легко поднялась с дивана и царственным жестом протянулаСтаркову морщинистую, покрытую пигментными пятнышками, но все еще изящнуюручку, которую тот галантно поцеловал.

– Я на вас в обиде, Толенька, – лукаво улыбаясь,сказала Вера Александровна. – Почему вы прятали от меня такое сокровище,как Володя? Почему вы раньше никогда не приводили его к нам? За полчаса беседыс ним я получила столько удовольствия, сколько не получала и за месяц.

– Чем же вы так покорили мою супругу? –поинтересовался Денисов, снова всматриваясь в Тарадина.

Он ожидал, что сейчас гость откроет рот и ляпнет какую-нибудьбанальность, но, к удивлению Эдуарда Петровича, Тарадин молчал, словно и неслышал вопроса.

– Оказывается, Володя – знаток истории костюмов, и онрассказал мне массу интереснейших вещей.

– Неужели? – скептически хмыкнул Денисов. –Что ж, я очень рад. Через полчаса Алан подаст обед, а пока можно выпитьчего-нибудь.

Он подошел к встроенному в стену бару и открыл дверцу.

– Что тебе налить, Верочка?

– Чуть-чуть кампари.

– А тебе, Толя?

– Мне ничего, спасибо.

– А вам?

Денисов выжидающе повернулся к Тарадину, подумав, что до сихпор даже не слышал его голоса. Ну, теперь-то он не сможет проигнорироватьвопрос и не ответить.

– Виски с содовой.

Голос у Владимира оказался низким и густым, что как-то невязалось с его неказистой неуклюжестью. Эдуард Петрович подал жене и гостюстаканы, себе плеснул джина на самое донышко и уселся на бежевый диванчик рядомс женой. Старков поймал его строгий взгляд и тут же увел Тарадина в другойконец большой гостиной, привлекая его внимание к висящей на стене картине –написанному маслом натюрморту.

– Ну как? – тихонько спросил Денисов, когда ониотошли достаточно далеко.

– Хорошо, Эдик, – кивнула ВераАлександровна. – Очень хорошо. На мой дилетантский взгляд – простопревосходно. Умеет казаться скованным и застенчивым, в то же время умеет бытьобаятельным очаровашкой. Любую бабу заговорит до беспамятства, удачно выбралхобби – историю костюма, на это редкая женщина не попадется. Для мужиков у негоесть другая приманка – история охоты. Как охотились, на какого зверя, какиморужием, какие традиции существовали и так далее. А голос! Ты слышал его голос?Это же с ума сойти! Если таким голосом говорить нужные слова, то про внешностьвообще забудешь.

– Умен?

– Бесспорно.

– Итак, каким он может казаться – ты выяснила. А каковон на самом деле?

– Хам, Эдик. Самый обыкновенный хам, как и девяностопять процентов мужского населения. Тонкие движения души ему недоступны.

– Он был груб с тобой?

– Боже упаси! – Вера Александровнарассмеялась. – Он был необыкновенно мил. Но в моем возрасте, дорогой, ужепора разбираться, где игра, а где натура.

– Спасибо, Верочка, твои оценки всегда бывают точны.Понаблюдай за ним еще во время обеда, а потом я приму решение.

– И что ты хочешь от меня услышать? Для какой работы тыего готовишь?

– Он – частный детектив, и на меня будет работатьименно в этом качестве. От него требуется сообразительность, но самое главное –выдержка и самообладание. Мне не нужны люди, готовые чуть что хвататься запушку. Я не люблю, когда рядом со мной и моими помощниками начинается стрельба.

Денисов встал, поставил пустой стакан на столик и подошел кгостям, которые от натюрморта перешли к следующей картине, написанной вподражание пуантилистам и изображающей финальную сцену из «Алых парусов» Грина.