Увидев, как выходят Романовы, мужчина прошел через кусты испрятался за деревом прямо рядом с их машиной.

– Кто же нас теперь кормить будет? – слезливопричитала пожилая женщина. – Ведь на тринадцать лет упекли! Еще какую-тоособую жестокость придумали! Ларке-то только-только десять исполнилось, это жеще шесть лет на материну пенсию ее содержать, пока она школу не закончит, аона даже работать не сможет.

«Значит, его посадили, – подумал мужчина. –Значит, все кончено».

– Еще рано отчаиваться, – сказал Романов. –Подождите, вот адвокат составит кассационную жалобу, и суд более высокой инстанциирассмотрит все материалы дела. Может быть, они придут к выводу, что винаГеннадия не доказана, и направят дело для проведения дополнительногорасследования. А может быть, они решат, что суд вынес слишком суровоенаказание, и дадут поменьше.

«Если дадут поменьше, то это ладно, – подумалмужчина. – А дополнительного расследования мне не надо».

– Генька тоже дурак тот еще, – продолжала сетоватьпожилая. – Нет чтобы в последнем слове покаяться, попросить прощения,сказать, что он все осознал, про Ларку бы вспомнить, чтобы судью разжалобить,так нет, уперся в свое: я не убивал, ночью дома не был, ничего не знаю, я невиноват. Ну вот и получил.

Мужчина стоял за деревом и задумчиво смотрел вследудаляющейся белой машине Романова. Он пытался осознать то, что услышал, ирешить для себя, плохо это или хорошо.

Однозначного ответа у него не было.

19 июля 1980 года в Москве открылись Олимпийские игры,а 25 июля умер Владимир Высоцкий. Похороны Высоцкого состоялись 28 июля, какраз в день рождения Даши, которой исполнился годик. Родислав заранее обговорилс Любой эту дату: он хотел провести весь день с Лизой и ребенком. Но 27 июля,за сутки до дня рождения, в Академию МВД была спущена команда направитьслушателей и адъюнктов на охрану общественного порядка в место проведенияпанихиды по Высоцкому, в место захоронения, на Ваганьковское кладбище, и помаршруту следования траурной процессии. Есть оперативные данные о том, чтопровожать в последний путь любимого артиста и поэта соберутся тысячи людей.Родислав пытался как-то договориться на кафедре, но ничего не получилось: лето,время отпусков, большинства адъюнктов нет в Москве, поменяться не с кем, ачисленность выставить надо.

– Ну вот, начинается, – недовольно сказала Лиза,когда он сообщил ей по телефону, что день рождения дочери ей придется провестибез него.

– Лизуня, но ты же сама работала в Академии, ты жезнаешь все эти дела.

– И почему все эти дела должны у тебя случаться именнотогда, когда ты мне обещал провести с нами целый день?

– Но я же не виноват, что похороны Высоцкого…

– Ты всегда не виноват. И в том, что у тебя внебрачныйребенок, с которым ты не можешь даже день рождения провести, ты тоже невиноват. Долго я буду это терпеть?

Лиза быстро закипала, и Родислав не знал, как успокоить любимую.Она вообще такая взрывная, темпераментная, вспыхивает по малейшему поводу, какспичка.

– Лизуня, я тебе обещаю, как только мы освободимся, ясразу же приеду.

– Можешь не надрываться, без тебя обойдусь! –выкрикнула Лиза и бросила трубку.

В последнее время такие вспышки случались с ней все чаще, иРодислав для себя объяснял их тем, что Лиза очень устает с малышкой и нервы унее на пределе. В первый момент Родислав почти обиделся, решил никуда неездить, вернуться после мероприятия домой, но по мере тупого стояния наотведенном месте, скучая и изнывая в шерстяном мундире от жары и желанияприсесть, он понял, что обижаться на усталую и измученную женщину – глупо инедостойно. Конечно, он поедет к Лизе, как и собирался.

Освободившись, он нырнул в припаркованную неподалеку,раскалившуюся на солнце машину и уже через полчаса входил в квартиру Лизы.

– Родик! – Лиза, веселая и раскрасневшаяся,бросилась ему на шею.

Родислав поцеловал ее и почувствовал сильный запах алкоголя.

– Ты пила? – удивился он. – Одна?

– Ну почему обязательно одна? С подружкой. У меняпраздник, и если ты не можешь провести его со мной, что же мне, одной туткуковать? Пригласила подружку, мы с ней выпили по чуть-чуть.

В комнате Родислав увидел две пустые бутылки из-подшампанского.

– Это называется «по чуть-чуть»? – с упрекомсказал он. – Вы же по бутылке на брата уговорили.

– Ой, ну что такого-то? – Лиза скорчила забавнуюмину и принялась щекотать Родислава. – Это же не водка, это всего лишьшампанское. Зато у меня настроение такое – весь мир готова любить. И тебя тоже.

Она распахнула легкий короткий халатик и продемонстрировалаРодиславу кружевное белье, которое не надевала уже очень давно.

В этот вечер все было почти так же, как когда-то, когда ещене было Дашеньки и Лиза не была беременна. Снова Родислав ощущал в своихобъятиях огонь, трепет и неподдельную страсть. И впервые за долгое времягодовалая Даша спокойно лежала в своей кроватке, не капризничала и не плакала.Девочка впервые подала голос, только когда они уже разнеженно валялись впостели, едва прикрытые тонкой простыней.

– Дашку пора кормить, – сказала Лиза,поднимаясь. – Ты полежи еще, не вставай.

Взяв малышку из кроватки, Лиза дала ей грудь.

– Ты что делаешь?! – почти закричал Родислав.

– Кормлю ребенка, – безмятежно улыбаясь, ответилаЛиза.

– Ты же пила! Ты выпила целую бутылку шампанского!Немедленно прекрати! Дай ей детскую смесь или еще что-нибудь, но только негрудь. Лиза! Ты меня слышишь?

– Перестань выступать, ребенка напугаешь, –спокойно ответила она. – Подумаешь, шампанское! В нем и градусов-то нет,так, сладкая водичка. И потом, это было два часа назад, даже почти три, все ужевыветрилось.

– Лиза! Прекрати немедленно!

Он кинулся к ней и попытался вырвать дочь из рук Лизы, нодевочка испугалась и начала кричать.

– Отойди! – Лиза рассердилась и изо всех силотпихнула Родислава. – Видишь, ребенок нервничает. Ты ее напугал. Что тыза мужик такой, а? Ничего не можешь, только командуешь, кричишь, ребенкапугаешь. Толку от тебя никакого. Не муж, не отец, а контролер бессмысленный.Дашунчик, мой сладкий зайчик, – засюсюкала она, наклоняясь кдочери, – не слушай его, он дурак, он ничего не понимает, и вообще он намс тобой никто, чужой дядька. Мы с тобой не будем его слушать, да? Мы с тобойбудем сосать мамино молочко, такое вкусненькое, такое сладенькое, да? И ненужны нам с тобой никакие чужие дядьки, которым нужно только одно и которыетолько и умеют, что права качать, а ведь никаких таких прав у них нет, да, мойчудесный мышоночек? Мы будем пить молочко с шампанским, нам будет вкусненько, имы будем веселенькие и добренькие, да, моя красавица?