уничтожение поверхностных рассудочных противопоставлений (таких, как "да" и "нет", мирская жизнь и отшельничество, безумие и здравый смысл), безраздельное погружение в надыллюзорную реальность духа — таковы сущностные свойства его просветления.

Стихотворения этого рода часто ироничны или шутливы, причем объектом шутки может быть и сам поэт, и буддийские святыни — ведь истина не выразима знаками, будь то слова священного текста или имя Будды. Иногда Цзяожань вступает в прямую полемику с последователями других школ буддизма, но и в этих случаях отчетливая, хотя и не бросающаяся в глаза насмешливая интонация как бы оттесняет очевидную публицистичность высказывания и обращает читателя к той истине, которая лежит за пределами слов ("Сердце таю, но не скрываю следов..." из цикла "Внезапные стихи", "Притча" и т.п.). "С улыбкой смотрю, как ветер в деревьях веет" — эта строка (стихотворение "Вышел на прогулку") становится высшим выражением просветленного сознания, которое, освободившись от стереотипов мысли, находит радость и глубину в естественном течении жизни, в самых простых и доступных ее проявлениях.

Хотя Цзяожань никогда не был известен так широко, как Ван Вэй, его поэтический талант и авторитет наставника чань привлекали многих людей. Для того, чтобы быть постоянно вместе, на горе Чжушань поселились близкие друзья Цзяожаня, поэты Ау Юй и Линчэ (первый из них известен своими трактатами-эссе о чае и считается одним из родоначальников чайной церемонии, второй — поэт-монах, в своем творчестве развивавший поэтическую традицию Цзяожаня).

Дружеские отношения с Цзяожанем поддерживал и Янь Чжэньцин, знаменитый каллиграф и ученый. Занимая в течение нескольких лет должность правителя округа Ху, он часто бывал в "Приюте восточного ручья" и даже привлек Цзяожаня к составлению большого словаря рифм — работе, которой вместе с группой ученых-единомышленников был занят в это время.

Так в окружении друзей и учеников протекала внешне почти бессобытийная жизнь Цзяожаня на горе Чжушань. Наверное, мало кто знал о его напряженных поисках, о сомнениях в правильности избранного пути, размышлениях, касающихся фундаментальных принципов буддизма и чань. К 780-м гг. наметилось, казалось бы, неразрешимое противоречие между светским характером литературной деятельности Цзяожаня и его духовной работой, требовавшей самоуглубленности и аскетизма. Истинный опыт разрушается, когда выводится в слова, — это положение чань на какое-то время стало преградой для самореализации Цзяожаня, не только поэта, но и монаха. Около 785 г. он принимает решение оставить поэзию. По-видимому, это вызвало у учеников недоумение и протест. По сообщению биографа, Цзяожань обратился к ним со следующими словами: "...Останетесь вы или уйдете, я равным образом буду усинь (не имеющим цели) и уво (не имеющим самости). Я позволяю вам уйти, чтобы каждый из вас вернулся к своей истинной природе. Обладание чем-либо не имеет касательства ко мне. Разве это не счастье? Затем он приказал убрать его рукописи и письменные принадлежности.

Цзяожань следовал принятому решению в течение нескольких лет. Причиной того, что позднее он вновь вернулся к поэтическому творчеству, были не только постепенно изменявшиеся психологические обстоятельства, но и встречи с двумя людьми — Вэй Инъу и особенно Ли Хуном. Вэй Инъу (736-825?), знаменитый столичный поэт, в 787 г. назначенный на должность правителя соседнего округа, по приезде на юго-восток послал Цзяожаню свое стихотворение, воспевавшее поэтическую славу монаха, живущего на снежной горе; Цзяожань ответил вежливыми стихами, которые, однако, еще не означали возвращения к творчеству.

Летом 789 г. Ли Хун, бывший правительственный чиновник, находящийся в изгнании в округе Ху, посетил Цзяожаня в монастыре Мяоси. Они сразу почувствовали духовную близость. Ли Хун оказался тонким ценителем поэзии, ученым, разбирающимся в самых сложных вопросах теории литературы, и, к тому же, большим знатоком буддийских доктрин. После долгих бесед о сущности чаньской интуиции Цзяожань показал ему свои стихи. Ли Хун пришел в восторг от их качества и стал убеждать Цзяожаня вернуться к поэзии. Он привел веские и убедительные аргументы, опирающиеся на основные положения буддизма, и, возможно, именно это было последним толчком, побудившим Цзяожаня изменить свое решение.

Так или иначе, после встречи с Ли Хуном Цзяожань снова начал писать стихи. Более того, при поддержке Ли Хуна и Вэй Инъу он активно добивается признания своих литературных концепций, рекомендуя местных поэтов, воспринявших его взгляды на поэзию, официальным инстанциям. Через несколько лет Ли Хун издает трактат Цзяожаня "Идеалы поэзии" ("Ши ши").

В этой работе впервые изложена теория поэзии, основанная на эстетике и мировоззрении школы чань; кроме того, здесь последовательно и убедительно опровергаются господствовавшие тогда представления об универсальных и неизменных стандартах поэзии.

Эстетические идеалы, выдвинутые Цзяожанем, сыграли немалую роль в развитии китайской теории литературы; почти столетие спустя они, по-видимому, были восприняты замечательным ученым и поэтом Сыкун Ту (837 908), глубоко и совершенно выразившим чаньско-даосский взгляд на поэта и его творчество.

Исторические источники не сообщают никаких сведений о последних годах жизни Цзяожаня. Неизвестна и дата его смерти. Судя по некоторым стихотворениям, на какое-то время он покинул монастырь Мяоси и жил среди мирян, но потом, скорее всего, вернулся в свой "Приют", так как именно туда в 809 г. приехал Линчэ, чтобы оплакать старого друга.

В 792 г. произведения Цзяожаня были переданы в Императорскую библиотеку. Это, возможно, означает, что к тому времени его уже не было в живых.

До наших дней дошло около пятисот стихотворений, а также фрагменты трех теоретических работ Цзяожаня. Поразительно стилистическое богатство его поэзии, сочетающей особенности древних народных песен с изысканностью дворцовой лирики, изощренную формальную технику VI в. с архаическим слогом ханьской эпохи, образную и композиционную строгость столичного стиля с разговорной лексикой поэтов-монахов. Еще более интересны его собственные стилистические открытия, по-видимому, не имеющие прямых аналогов в танской поэзии. Остается лишь сожалеть о том, что творчество Цзяожаня до сих пор так мало известно в нашей стране.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Перевод: Гумилев Н.С.

"Три жены мандарина"

Законная жена ("Есть ещё вино в глубокой чашке...")

Есть ещё вино в глубокой чашке,

И на блюде ласточкины гнёзда.

От начала мира уважает

Мандарин законную супругу.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Мандарин ("Больше нет вина в глубокой чашке...")

Больше нет вина в глубокой чашке,

И на блюде только красный перец.

Замолчите, глупые болтушки,

И не смейтесь над несчастным старцем.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Наложница ("Есть ещё