Лебэй выпил немного содовой и взглянул на небо.

— Начинается гражданская война, и тут же наступает «времяпулеметов». Потом следуют «время электричества», «время радио» и «время атомнойбомбы». Точно все эти идеи происходят не от людей, а от какого-то разума…который находится за пределами человеческого общества.

Он посмотрел на меня.

— Если это так, Дэннис, то, пожалуй, нам есть чего бояться.В этом есть что-то… ну, не христианское, что ли.

— Для вашего брата наступило «время избавления от Кристины»,да?

— Вероятно. Экклезиаст говорит, что есть время войны и времямира, время собирать камни и время разбрасывать их. Негативное для всякогопозитивного. Если у Ролли было «время Кристины», то могло наступить и время,когда ему стало так же необходимо продать ее.

— Если это так, то он должен был знать об этом. Он не мог неслышать своих инстинктов.

— А может быть, он просто устал от нее, — закончил Лебэй.

Я кивнул как бы в знак согласия, но в основном потому, чтомне уже пора было уходить, а не потому, что меня устраивало такое объяснение.Джордж Лебэй не видел «плимут-фурию» в тот день, когда Эрни закричал, чтобы мывернулись. А я видел. «Плимут» не выглядел как машина, долгие годы хранившаясяв гараже. Он был грязен и поцарапан, его ветровое стекло было разбито, а бамперпочти оторван. Он выглядел как труп, вытащенный наружу и оставленный гнить насолнце. Лебэй вздохнул.

— Не знаю, что еще сказать тебе… кроме того, что твой другбыл бы более счастлив, если бы вообще не покупал этой машины. Но мне кажется,ты и сам так считаешь. Ведь я прав?

Я задумался. Нет, счастье не было любимой мечтой Эрни. Нокогда он купил «плимут», то по крайней мере стал казаться довольным… как еслибы обрел некий «модус вивенди». Не самый счастливый, но, во всяком случае,заставляющий действовать.

— Нет, — сказал я. — Вы не правы.

— Вряд ли машина моего брата принесет ему счастье, —проговорил он. И, будто прочитав мои недавние мысли, добавил:

— Знаешь, я не верю в проклятия. Так же, как и в привиденияили в посланцев иного мира. Но я верю, что события и чувства обладают неким…довольно долгим резонансом. Я верю, что в некоторых обстоятельствах чувстваспособны передаваться друг другу… как молоко в открытой коробке перенимаетзапахи специй или фруктов, если его на некоторый срок оставить в холодильнике.А может, все это лишь мои фантазии и домыслы.

— Мистер Лебэй, вы сказали, что наняли кого-то присматриватьза домом вашего брата. Это правда? Он слегка повернулся в кресле:

— Нет. В тот момент я не мог не солгать. Мне не понравиласьмысль, что машина вернется в гараж… как будто нашла дорогу к дому. Если эмоциии чувства живут, то они все еще там. Равно как и в машине.

* * *

Возвращаясь домой, я размышлял над тем, что Лебэй рассказалмне. Я думал о том, как отреагировал бы Эрни, если бы я сказал ему, что в егомашине произошли два смертельных случая, один из которых был преднамеренным. Ядумал о том, что Эрни никак не отреагировал бы: во многом Эрни был таким жеодержимым, как Ролланд Д. Лебэй.

Мне вспомнилось, как Джордж Лебэй сказал:

«Мне не понравилась мысль, что машина вернется в гараж… какбудто нашла дорогу к дому».

Он также сказал, что его брат ставил куда-то машину, чтобыработать над ней. А единственный гараж самообслуживания в Либертивиллепринадлежал Уиллу Дарнеллу. Конечно, в пятидесятых годах могло быть ещекакое-нибудь место, но я не верил в это. В душе я был убежден, что Эрнивосстанавливал Кристину там же, где над нею работали в прошлом.

Восстанавливал. Пожалуй, это слово могло оказаться довольноточным, потому что после драки с Бадди Реппертоном Эрни боялся оставлять таммашину. Так что и эта дорога в прошлое для Кристины была, по-видимому, закрыта.

И разумеется, не существовало никаких проклятий. Даже идеяЛебэя о продолжающихся эмоциях выглядела надуманной. Он показал мне старый шрами сказал что-то о мести. Вот это больше походило на правду. Я не верил ни вкакой собачий бред о сверхъестественных силах.

Мне было семнадцать лет, в следующем году я собиралсяпоступать в колледж и не верил ни в проклятия, ни в эмоции, которыепродлеваются и расширяются, как во сне — разлитое молоко. Я бы поостерегся говоритьвам о том, что сила прошлого может протянуть руки мертвецов в сторону живых.

Но тогда мне было всего семнадцать лет.

Мать и Эллани уже легли спать, а отец смотрел по телевизоруодиннадцатичасовой выпуск новостей.

— Где ты был, Дэннис? — спросил он.

— Играл в шары, — не задумываясь, солгал я. Мне не хотелось,чтобы отец узнал о том, в чем я сам не мог разобраться.

— Эрни звонил, — сказал он. — Просил связаться с ним, еслиты придешь не позже половины двенадцатого.

Я взглянул на часы. Они показывали одиннадцать двадцать. Ноне слишком ли много было Эрни и его проблем для одного дня?

— Ну?

— Что ну?

— Ты позвонишь ему?

Я вздохнул.

— Конечно, позвоню.

Наскоро перекусив, я набрал номер Эрни. Он снял трубку послевторого гудка. У него был взволнованный и счастливый голос.

— Дэннис! Где ты был?

— Играл в шары, — буркнул я.

— Слушай, я сегодня вечером был у Дарнелла! Это простовеликолепно, Дэннис, — он выгнал Реппертона! Реппертон ушел, и я могу остаться!

Меня снова кольнуло неопределенное чувство страха.

— Эрни, ты в самом деле считаешь, что тебе следует тудавозвращаться?

— Что ты имеешь в виду? Реппертон ушел. Тебе это ненравится?

Я вспомнил о том, как Дарнелл встретил Эрни, когда тот впервый раз появился в его гараже. Я вспомнил красное от стыда лицо Эрни, когдаон сказал мне, что Дарнелл вместо платы за стоянку велел ему выполнить —два-три поручения. Мне подумалось, что Уилл Дарнелл мог получать большоеудовольствие, унижая его в присутствии своих партнеров по карточному столу:«Эй, Уилл, кто у тебя убирается в туалете?.. Кто? Да есть тут парень по фамилииКаннингейм. Его родители преподают в университете, а он здесь проходит курс повымыванию дерьма из толчков». И все вокруг начинают смеяться. Эрни мог статьнизшей кастой в гараже на Хемптон-стрит.