— Люди, не имеющие определенного опыта, склонны не знатьмеры, — сказал он. — Иногда это машина, иногда женщина, иногда карьера илинездоровое увлечение — увлечение какой-нибудь знаменитостью. Я ходил в колледжс одним худеньким некрасивым пареньком, которого мы звали Старк. В случаеСтарка это были игрушечные железные дороги… Он их собирал с третьего класса, иего коллекция была дьявольски близка к восьмому чуду света. Он бросил колледж,когда до выпуска оставалось меньше семестра: наступало время экзаменов и емунужно было выбирать между колледжем и игрушечными паровозиками. Он выбралпаровозики.

— Что с ним стало?

— Он покончил с собой в шестьдесят первом году, — сказалотец и поднялся. — Мое мнение таково, что люди иногда ослепляются чем-нибудь, иэто не их вина. Может быть, Дарнелл забудет о нем — и тогда он будет просто ещеодним парнем, возящимся с машиной в его гараже. Но если Дарнелл попытаетсяиспользовать его, то будь его глазами, Дэннис. Не позволяй ему вступать в этоттанец.

— Хорошо. Я постараюсь. Но возможно, не все будет зависетьот меня.

— Увы. Как мне это знакомо. Идешь наверх?

— Да.

Я поднялся наверх и, как ни устал, долго не мог заснуть.День оказался слишком напряженным. Снаружи ночной ветер мягко постукивалкакой-то одной веткой по стене дома, и где-то вдалеке я слышал плач маленькогоребенка — он был похож на истерический смех обезумевшей от горя женщины.

Днем работая на стройке, а по вечерам над Кристиной, Эрнипочти не видел своих родителей. Отношения между ними стали весьма напряженными.Дом Каннингеймов, в прошлом такой уютный и благополучный, теперь напоминалвоенный лагерь. Думаю, что с подобным положением дел связаны детскиевоспоминания многих людей: может быть, слишком многих. Ребенок достаточноэгоистичен, чтобы думать, что является первым человеком в мире, открывшимкакую-то определенную вещь (обычно это девочки, но не обязательно только они),а родители слишком испуганы, тупы и алчны, чтобы позволить ему выбраться изузды. Грех лежит на обеих сторонах. Иногда это становится мучительно и жестоко— ни одна война так не безжалостна, как гражданская война. И в случае с Эрниона оказалась особенно мучительной, потому что разразилась слишком поздно и егородители чересчур привыкли к своей власти. Не будет преувеличением сказать, чтоони наперед распланировали его жизнь.

Поэтому когда Майкл и Регина предложили провестичетырехдневный уик-энд в их коттедже на берегу одного из озер штата Нью-Йорк,Эрни согласился, хотя всей душой желал посвятить эти четыре дня работе надКристиной. На стройке он все чаще говорил, что собирается «показать им»; онсобирался привести машину в надлежащий вид и «показать им все». Он уже решил,что покрасит ее в первоначальные цвета: красный и слоновую кость.

Он поехал с ними, чтобы не ссориться раньше времени и передшколой отдохнуть вместе с родителями — ради этого у них установилоськраткосрочное перемирие. Перед тем как они уехали, я заехал к ним и соблегчением узнал, что они больше не винили меня за покупку Эрни (которую досих пор не видели). Они явно утвердились в мнении, что это частный случайумопомешательства. Я не стал разубеждать их.

Регина упаковывала багаж. Эрни, Майкл и я водрузили каноэ накрышу их «скаута» и привязали к ней. Когда дело было сделано, Майкл принял видвсемогущего властелина, оказывающего неслыханную почесть двум своим подданным,и спросил, как мы смотрим на то, что его сын сходит в дом и принесет немногопива.

С выражением и интонациями изумленной благодарности Эрнисказал, что это было бы просто классно. Он подмигнул мне и ушел.

Майкл облокотился на «скаут» и зажег сигарету.

— Дэннис, он еще не устал от своей машины?

— Я не знаю, — сказал я.

— Ты окажешь мне одну услугу?

— Конечно, если смогу. — Я был уверен, что он попросит меняподойти к Эрни и отговорить его от этого.

Но вместо этого он сказал:

— Если у тебя будет возможность, съезди к Дарнеллу ипосмотри, как продвигаются дела с машиной. Мне интересно.

— Почему так? — спросил я и тут же подумал, что задалчертовски грубый вопрос — но он уже прозвучал.

— Потому что я желаю ему успеха, — просто сказал он ивзглянул на меня. — Регина все еще настроена против. Если у него машина,значит, он вырос. А если он вырос, значит… все, что из этого следует, — жалобнозакончил он.

Майкл стряхнул пепел с сигареты.

— У него появилось чувство ответственности. Я вижу в нембольше самоуважения, чем раньше. Мне бы хотелось, чтобы он довел свое дело доконца.

Может быть, он заметил что-то на моем лице; он заговорил,точно оправдываясь.

— Я еще не совсем забыл свою юность, — сказал он. — Я знаю,как важна машина для парня его возраста. Регина этого не понимает. В молодостиона никого не подвозила на машине: ее подвозили. А я помню, как нужно иметьмашину… если ты хочешь, чтобы у тебя были какие-то связи.

Так вот что он думал о машине. В Кристине он видел скореесредство для достижения цели, нежели саму цель. Мне стало любопытно, что бы онсказал, если бы узнал об отсутствии подобных планов у Эрни.

Он бросил сигарету на землю и раздавил ее.

— Так ты посмотришь?

— Да, — сказал я, — если хотите.

— Спасибо.

Из дома вышел Эрни с банками пива.

— За что спасибо? — спросил он у Майкла. Его голос прозвучалвполне беззаботно, но глаза внимательно осмотрели нас. Я снова заметил, что еголицо становилось все чище. В первый раз мысли об Эрни и свиданках не показалисьмне несовместимыми. Мне даже пришло в голову, что его лицо было почти красивым— не смазливым, но довольно интересным. Розанне он бы не понравился, но…

— За вашу помощь с каноэ, — сказал Майкл.

— О!

Мы выпили по банке пива. Я поехал домой. На следующий деньсчастливая троица отправилась в Нью-Йорк, настроенная вновь обрести тамутраченное за последний месяц единство семьи.

* * *

За день до их возвращения я поехал в гараж Дарнелла — большедля удовлетворения собственного любопытства, чем Майкла.

Гараж, вытянувшийся вдоль длинной вереницы искореженныхавтомобилей, был так же привлекателен при дневном свете, как и в тот вечер,когда мы привезли Кристину, — он обладал всем очарованием дохлой крысы.