— А по моему разумению, нам пора спать, — заметил Клай.

Какое-то мгновение Том не менял позы, нависал над столом,глядя на Клая, словно не понимая, что тот сказал. Потом рассмеялся.

— Да, — вырвалось у него. — Да, ты прав. Очень уж я завелся.Извини.

— Совсем нет, — возразил Клай. — Я надеюсь, все будет, какты и сказал, и ночью все эти психи сдохнут. — Он помолчал, потом добавил: — Яхочу сказать… если только мой мальчик… Джонни-малыш… — закончить не смог.Отчасти или в основном по одной причине: если Джонни во второй половине этогодня попытался воспользоваться мобильником и получил тот же сигнал, что феяСветлая и женщина во «властном костюме», Клай не знал, хотел бы он, чтобы егосын оставался в живых.

Том через стол потянулся к Клаю и тот взял его тонкую руку сдлинными пальцами в обе свои. Он видел все это словно со стороны, выйдя изсвоего тела, и когда заговорил, ему казалось, что говорит совсем не он, хотячувствовал и двигающиеся губы, и слезы, которые потекли из глаз.

— Я так за него боюсь, — говорил рот Клая. — Я боюсь за нихобоих, но больше — за моего сына.

— Все будет хорошо, — сказал Том, и пусть Клай знал, что Томжелает ему добра, сердце от этих слов все равно пронзило ужасом, потому чтофразу эту обычно произносят, когда ничего другого не остается. Как «Ты этопереживешь» или «Он теперь в лучшем месте».

Крики Алисы вырвали Клая из сумбурного, но довольно-такиприятного сна. Он находился в павильоне «Бинго» на ярмарке штата Огайо в городеАкрон. Ему было шесть лет (возможно, меньше, но никак не больше), и он залезпод длинный стол, за которым сидела мать, смотрел на лес женских ног, вдыхалсладкий запах опилок, тогда как ведущий объявлял: «В-12, игроки, В-12! Этовитамин солнечного света!»

На какое-то мгновение его подсознание попыталось вплестикрики девушки в сон, настаивая, что он слышит свисток, возвещающий онаступлении субботнего полудня, по только на мгновение. Клай позволил себезаснуть на крыльце Тома после того, как час следил за улицей и пришел к выводу,что здесь ничего не может случиться, во всяком случае, этой ночью. Но при этомон нисколько не сомневался, что Алиса не сможет дотянуть до утра, поэтомупрактически сразу определил, кто кричит (и почему), и ему не пришлось долго разбиратьсяв том, где он находится и что происходит. Только что он был маленьким мальчикомв штате Огайо, устроившимся под длинным столом, на котором играли в «Бинго», атут уже скатился с удобной длинной кушетки на застекленном переднем крыльцеТома Маккорта, со ступнями и голенями, завернутыми в одеяло. А где-то в домекричала Алиса Максвелл, громко и пронзительно, немного не доставая до техчастот, которые разрушают хрусталь, облегая в звуки весь ужас только чтоушедшего дня, настаивая накладывающимися друг на друга криками, что случитьсятакого просто не могло, и все, что произошло, надобно отринуть.

Клай попытался выпутаться из одеяла, но поначалу оно нехотело его отпускать. Он запрыгал к внутренней двери, одновременно сдираяодеяло с ног и поглядывая на Салем-стрит в уверенности, что в соседних домахсейчас начнут зажигаться огни, пусть и помнил, что электричество отключено; вуверенности, что кто-то — возможно, владелец оружия и большой любительсовременной техники, мистер Никерсон, живущий через три дома на противоположнойстороне улицы — выйдет на свою лужайку и закричит сам, требуя, чтобы кто-нибудьугомонил эту девчонку. «Не заставляйте меня приходить к вам! — проорал бымистер Никерсон. — Не заставляйте меня приходить к вам и пристрелить ее!»

Или ее крики могли привлечь мобилопсихов, которые слетелисьбы на них, как мотыльки — на свет лампы. Пусть Том и считал, что все онимертвы, но Клай верил в это не больше, чем в дом Санта-Клауса на Северномполюсе.

Но Салем-стрит, во всяком случае, их квартал, к западу отцентра города и рядом с той его частью, которую Том называл Гранада-Ханлендс,оставалась темной и молчаливой, без всякого движения. Даже зарево пожара вРивере и то поблекло.

Клай наконец-то избавился от одеяла, прошел в дом,остановился у лестницы, вглядываясь в темноту. Теперь он слышал голос Тома, неслова, а тон, ровный, успокаивающий. Леденящие кровь крики девушки началипрерываться хриплыми вздохами, потом рыданиями, нечленораздельными звуками,которые постепенно перешли в слова. Клай уловил одно из них: кошмар. Голос Томане утихал, монотонно гудел, лгал ради спокойствия: все уже хорошо, утром, вотувидишь, будет только лучше. Клай отчетливо представлял их себе, сидящих бок обок на кровати в спальне для гостей, в пижамах с монограммой «ТМ» на нагрудномкармане. Мог даже нарисовать. Эта мысль вызвала улыбку.

Убедившись, что больше криков не будет, Клай вернулся накрыльцо. Там было прохладно, но с холодом он быстро справился, завернувшись водеяло. Сел на кушетку, оглядывая ту часть улицы, которую мог видеть. Слева, квостоку от дома Тома, находился деловой район. Ему показалось, что он видитсветофор на въезде на городскую площадь. С другой стороны, откуда они пришли,выстроились такие же, как у Тома, дома. Все они растворялись в ночи.

— Где вы? — прошептал он. — Некоторые ушли на север и запад,те, кто остался в здравом уме. Но остальные, куда вы подевались?

С улицы ему не ответили. Черт, может, Том был прав, имобильники отдали им команду рехнуться в три часа дня и умереть в восемь. Нотакой расклад слишком хорош, чтобы быть правдой. С другой стороны, он помнил,что точно так же высказывался и о перезаписываемых компакт-дисках.

Молчание окутывало улицу перед ним. Молчание окутывало домза его спиной. Спустя какое-то время Клай вытянулся на кушетке, позволил глазамзакрыться. Подумал, что лишь подремлет, сомневался, что сможет заснуть. Однакосмог, и на этот раз ему ничего не снилось. Однажды, перед самым рассветом,дворняга подошла к крыльцу по дорожке на лужайке, посмотрела на него,похрапывающего, завернувшегося в одеяло, и проследовала дальше. Псина никуда неторопилась. В это утро пищи в Молдене хватало, да и в последующие дни она моглане беспокоиться о еде.

— Клай. Просыпайся.

Его трясла рука. Клай открыл глаза и увидел Тома, в синихджинсах и серой рубашке. Крыльцо заливал блеклый свет. Клай посмотрел на часы,перекидывая ноги через край кушетки. Двадцать минут седьмого.

— Ты должен это увидеть. — На бледном лице Тома отражаласьтревога, с обеих сторон усов появилась щетина. Подол рубашки с одной стороныторчал из джинсов, волосы на затылке стояли дыбом.

Клай посмотрел на Салем-стрит, увидел собаку, которая, держачто-то во рту, трусила мимо двух брошенных автомобилей в полуквартале к западуот дома Тома. Больше никакого шевеления на улице не замечалось. В воздухе стоялслабый запах дыма, долетавший то ли из Бостона, то ли из Ривера. Может, с обоихпожарищ, но ветер по крайней мере стих. Клай повернулся к Тому.