Рядом со столом сидели на корточках двое Летящих. И негромкоразговаривали – я не-то слышал их, не-то читал по губам.

– Тот, кто светил, улетел.

– За ним погнались.

– Откуда Настоящий свет? Кто он?

– Если поймают того, кто светил, – мы узнаем. Если нет –пусть думает Нынешний.

– Это его обязанность.

– Да. А наша – делать Летящих.

– Начинаем.

– Начинаем.

Летящие поднялись, подошли к стене, где на полках стояликолбы и банки с мутными жидкостями, валялись жуткие на вид инструменты, виселималенькие тазики и противни… Стали деловито отбирать какие-то предметы. Потомвернулись к столу.

Лэн задергался, но вырваться, конечно же, не смог.

– Не бояться, – знакомым тоном сказал один из Летящих. Даэто же тот, с которым я дрался! – Не противиться. Если ты сам захочешь статьЛетящим, тебе будет веселее.

– И не так больно, – добавил второй Летящий, раскладывая настоле под боком у Лэна изогнутые, маленькие, как скальпели, ножи; стальныекрючки, пустые колбы, два маленьких тазика…

– Гады… – прошептал Лэн. – Гады. Я вас ненавижу.

– Это будет недолго, – выгружая инструменты и склянки,сказал мой недавний противник. Лишь одну колбу, наполненную непроницаемо чернымраствором, он оставил в руках. – К вечеру ты будешь с нами.

– Это вам недолго, – сказал Лэн. – Данька с Котенком вернутсолнце…

Он тихо заплакал, и я понял, что никакой помощи мой Младшийуже не ждет. Даже не пытается на нее надеяться.

– Солнца не будет, – успокаивающе сказал второй Летящий. –Наши предки продали его. Они правильно сделали. Тьма лучше.

– Хочешь знать, что с тобой сейчас будет? – поинтересовалсямой противник.

– Нет! – сквозь слезы крикнул Лэн.

– Странно. Ты всегда был таким любопытным мальчиком, Лэн.

Лэн дернулся, прекращая реветь. Запрокинул голову, пытаясьразглядеть Летящего:

– Откуда ты меня знаешь?

Я тоже уставился на Летящего. Изо всех сил всмотрелся, иНастоящее зрение не подвело. Лицо Летящего словно приблизилось… и я узнал…

– Я Ивон, – без всяких эмоций сказал Летящий. – Меня звалиИвон. Я даже хотел когда-то быть твоим Старшим.

Я изо всех сил потянул прутья решетки. Ни черта. СтроилиЛетящие на совесть.

– Ты… ты… – начал Лэн.

– Я. Твой Старший бросил меня в горах без Крыла. Я попал кЛетящим. Рад, что так получилось. В душе я всегда хотел этого.

– Хотел? Почему? – Лэн снова беспомощно задергался в ремнях.

– Летать всегда. Иметь настоящий полет. Легкость полета.Хочешь знать, как я стал Летящим?

Лэн как загипнотизированный кивнул.

– Мне вырвали глаза, – бесстрастно сказал бывший Ивон. – Несразу, постепенно. Так, чтобы боль превратила их свет во тьму. Потом из нихсделали эликсир для стекол мрака.

Лэн замотал головой. А Ивон продолжал:

– Потом мне вырвали сердце. Тоже очень медленно. Чтобы весьсвет в нем перешел во мрак. Из наших сердец нам делают крылья. Крылья,способные поднять любого, не только ребенка.

– Зачем летать без сердца… – прошептал Лэн. Ивон его неслушал.

– Мне выпустили всю кровь. Из нее делают Черный огонь,которым так весело сжигать вас в горах. Если бы Нынешний позволил, мы давно быиспепелили все ваши города. Кровь тоже выпускают медленно, из нее должен выйтивесь свет.

– С тобой им медлить не стоило, – вдруг очень спокойносказал Лэн. – У тебя не было света – ни в глазах, ни в сердце, ни в крови.

Ай да Лэн! Ивон (я не мог называть его иначе) дернулся, какот удара. Но продолжил с прежним равнодушием:

– Тебе досказать всю процедуру? Мы от многого тебя избавим,чтобы ты легче летал. И много чего получим – и на продажу торговцам, и для тебясамого. Или тебе уже стало спокойнее?

Я мог бы подумать, что он на самом деле считает, чтоуспокоил Лэна. С этих придурков станется. Но Ивон вдруг разразился хриплымкаркающим смехом, и я понял – он издевается. Пользуется лишней возможностьюпомучить Лэна.

Он просто садист. Всегда им был, даже когда называлсяКрылатым.

Почему я его не убил?

– Ты много говоришь, – неожиданно произнес другой Летящий. –Сразу видно – недавно был человеком. Не нужно.

– Нужно, – огрызнулся Ивон. – Я лучше знаю людей. Уже сейчасв нем рождается мрак. От страха. От предчувствия боли. Я знаю.

– Не будет во мне никакого мрака! – крикнул Лэн. – Я простоумру от ваших пыток!

– Не умрешь. Нельзя умереть полностью, – сказал Ивон. –Видишь?

Он поднял черную колбу, которую держал в руках.

– Это Черный огонь. Слабенький, разведенный. Он не сожжеттебя, когда мы вольем его в твое горло. Он выжжет в тебе человеческую смерть ичеловеческие чувства. Это будет началом. Видишь колбу?

Ивон протянул руку и сорвал с Лэна очки.

– А теперь ты ничего не увидишь, – торжественно сказал он. –До тех пор, пока Тьма не даст тебе новые глаза.

Я еще раз тщетно попытался выломать решетку. Не смог исоскользнул на пол, уже не заботясь, услышат меня или нет. Подбежал к двери,подергал ее. Господи, что же мне делать? Биться о стены, пока за ними будут…нет, даже не убивать или пытать, а превращать в чудовище моего друга?

– Думай о том, кого ты любишь, – донеслось из-за стены. –Думай, чтобы Черный огонь превратил человеческую любовь – в нашу. Чтобы легчебыло искать своих друзей и приводить их к нам.

– Я не буду о тебе думать, Данька! – закричал Лэн так, что уменя на мгновение замерло сердце. – Не буду!

Он замолчал, словно ему зажали рот. И я, что-то закричав,прыгнул на каменную стену, готовый или проломить ее, или разбиться насмерть.

Мгновения словно растянулись. Я вдруг увидел всю стену –каждый камень, каждую крупицу черного раствора, крепящего их. И алые точки,горящие между камнями. Их скрепляли Черным огнем, человеческой кровью.

Но как ни старайся, весь свет из крови не уйдет.

Я ударил по алой точке, горящей передо мной. Ударил, неотрывая от нее Настоящего взгляда. И камни, дрогнув, зашатались, словно всястена была сложена из детских кубиков.

Проломив стену, чудом увернувшись от падающих булыжников, явлетел в соседнюю камеру.