— Не ври, Иван, — ответил Добрыня укоризненно,продолжая орудовать шестом, — ужель, думаешь, поверю я тебе? Ужельдумаешь, сам я каменный? Насилу сдерживаюсь! Очень я Забаву Путятишну люблю.Если бы не это, давно бы в воду прыгнул.

Лишь сказал он слова эти, как зашатался листом осиновым,заплакал и, вскрикнув: «Простите, ребята, не выдержал!», — кинулся вбездну смородиновую.

Вспенились воды, забурлили, потускнело солнце, заклубилисьтучи в небе ясном, гром ударил, сверкнула молния! И раздался из пучины смехцаря морского, словно гул лавины горной раскатистый.

Завертело плот как щепку малую в океане-море безбрежном.

То ли в реве волн не слышны стали песни русалочьи, то лиДобрыню заполучив ушли они на дно морское, только очнулись тут нашипутешественники от влечения извращенного и осознали свое аховое положение.

— Пресвятая Богородица! — вскричал АлешаПопович, — не дай рабам своим в стихии водной без покаяния сгинуть!

— Даже с покаянием, все равно не дай! — уточнилего просьбу Иван.

Тут гладь речная успокоилась, солнышко из-за тучи выглянуло.

— Услышала меня Богородица! — умилился Алеша.

— А что толку, — отозвался Илья, — не утонем,так с голоду помрем. Отвязать нас некому.

Вдруг поверхность реки всколыхнулась, и прям из воды на плотвыскочил молодец златокудрый с гуслями на лямке.

Наши путешественники выпучили глаза.

— Ты кто такой будешь? — подозрительно спросилИлья.

— Садко буду, — ответил тот, вытряхивая из ушей игуслей воду, — царя морского любимец. «Богатый гость» — мое прозвище.

— Пошто так? — поинтересовался Иван.

— Купцом я на суше был, — объяснил вновьприбывший. — Царь морской меня приветил, обучил, как об заклад биться, давыигрывать. Много я на том заработал, торговать стал, богатство нажил. Давыяснилось, что не без корысти царь меня одарил: вскорости к себе забрал —песни петь.

— Слыхал я такую байку, — вмешался Илья.

— Байку! — фыркнул Садко, — тебе б такуюбайку! Сколько лет света белого не видел!

— А теперь чего же тебя царь морской отпустил? —спросил Иван.

— Богатырь тут утоп, Добрыней назвался, — объяснилСадко, — приглянулся он царю морскому, тот мне отпуск и оформилкратковременный.

— Добрынюшка! — горестно покачал головойАлеша. — Эх, Добрынюшка!

— Когда ж его царь морской отпустит? — спросилИван.

— А черт его знает. Я вот седьмой год у него служу, а вотпуске впервые.

— Да, — протянул Иван. И тут встрепенулся. —Слушай, Садко, чего ж мы с тобой в неудобности такой беседуем? Отвяжи ты нас?

— А чего дадите?

— Да ты что? Ужель плату за спасение взымешь?

— А как же! Я ж купец по жизни. Задарма и пальцем нешевельну.

— Ну ты!.. — начал было Иван, но Илья, смекнувши,что лучше плату платить, чем на дне речном гнить, опередил его.

— Меч богатырский возьмешь?

— Меч? — заинтересовался Садко. — Покажь?

— Подойди да глянь.

Садко опасливо приблизился к привязанным и вынул из ноженИльи меч булатный.

— Хорош, — одобрительно покачал он головой. —Камушки на рукояти самоцветные... Да только не цена это.

— Почто так? — удивился Илья.

— Меч твой я и не отвязывая взять могу. Да вот уж ивзял. Что сделаешь?

— Ах ты тать бесчестный!

— Брось, богатырь. Не серчай. Бизнес такая, брат,штука... И самому стыдно, а что поделаешь... Посуди — отвяжу я вас, толькомеч получу — да и то, может обратно отнимите. А не отвяжу — вонсколько у вас добра разного. И мечи, и щиты, и луки, и колчаны. Цены им нет!

И Садко-богатый гость, осыпаемый проклятиями богатырскими,принялся деловито пленников оббирать, да в кучку добро складывать. До Смолянинадобравшись сказал печально:

— Что ж ты, добрый молодец, бедный такой? И взять-то стебя нечего!

— Да мне, чувак, и не нужно ничего, — ответилСмолянин искренне. — Я ж приезжий. А там, откуда я прибыл, все, что мненадобно, есть.

Остановился Садко, призадумался. Ударил в гусельки, да ипропел задушевно:

Ой как прав ты, чужеземец, хоть ты млад — да мудр.

Не желай того что есть, или сверх того!

Через жадность я на дне морском мыкаюсь,

Против волюшки служу в шутах гороховых.

А дне морском есть все, что мне надобно:

Яства сладкие да девы красные,

И от вас, богатырей, выкуп не нужен мне,

То инстинкт взыграл частнособственнический...

Он остановился и некоторое время в задумчивости молчал.Иван, пытаясь попасть ему в тон, пропел тихонько:

Отпусти ж ты нас с Богом, по совести,

Не марай своих рук ограблением...

Садко встрепенулся, пелена туманная с глаз его спала, и онответил без аккомпанемента:

— Быстрый ты больно. Это я так, для красного словца.Душа у меня поэтическая. А ты этим воспользоваться решил. И не стыднотебе? — он укоризненно покачал головой. — Эх, чего говорить-то. Вселюди одинаковые. Ладно, хватит уж нам лясы точить.

И он вернулся к Смолянину:

— Может хоть колечко у тебя хоть какое есть? Перстенекзолотой, самоцветный...

— Не могу я кольца носить, — ответил застенчивоСмолянин, и растопырил перепончатые пальцы.

— Что это у тебя? — спросил Садко с дрожью вголосе.

— Так плавать удобнее, — ответил Смолянин.

— Что ж ты, брат, сразу не сказал, что свой —водяной. Я б и думать не стал, отвязывать ли... Вы простите мне жадностьнепомерную! — обратился он к остальным. — Не со зла я это, не изкорысти. У царя морского, окаянного, характер мой уж больно испортился.

Вытирая слезы раскаяния принялся он снимать с потерпевшихпуты, приговаривая:

— Коль простить меня не пожелаете, отрубите постылуюголову.

Столь резкая в нем перемена показалась Ивану подозрительной.Но тут припомнилось ему, как давеча сошелся он с Емелей на том лишь основании,что тот, как и сам он, левшой оказался. И решил Иван подозрения отбросить.

Богатыри, переводчик и кавказец, принялись разминатьзатекшие руки и ноги. Садко, потупившись, уселся на ворох лиан.

— Что с ним делать, казнить, али миловать? —указал на него Илья, обращаясь к спутникам.