Сжимая в руках добычу, спустилась в метро и открылакрышечку. В мутном зеркальце отразилась моя бледная морда, в нос ударил запахнекачественной польской косметики. На замызганном поролоновом кружочке лежалкусок бумаги. Я быстро развернула его. “Римма Ивановна”. Все. Клочок был явноотодран от лежащей в автомобиле газеты. С оборотной стороны на нем стояло“…полис, 18 мая”. Интересное дело. Может, косметику потеряла одна измногочисленных Андрюшиных любовниц? Ну зачем бы ей класть на “пуховку” записку?Нет, скорей всего Галя, оставшаяся в машине на пару минут одна, обнаружила вкармане чехлов “Мегаполис”, ручку и решила… Что решила? Кто такая РиммаИвановна и где ее искать? Был только одни способ проверить это предположение.Чувствуя, как от голода начинает сводить желудок, я понеслась на Ремонтнуюулицу.

– Это принадлежит Гале? – с порога спросила я, сунув Светепод нос пудреницу.

Несчастная мать повертела пластмассовый кружок и севшимголосом пробормотала:

– Да, на день рождения подарили. Где вы ее нашли?

Я вздохнула.

– Потом объясню.

Светлана напряженно глядела на меня.

– Галя вам не звонила? Света помотала головой:

– Нет. Сижу у телефона, не ем и не пью.

– Кто такая Римма Ивановна?

– Федорова?

– Наверное.

– Заведующая учебной частью в медицинском училище. Она оченьхорошо относится к Галочке, работу дает.

– Работу?

– Ну да.

– Какую?

Светлана взглянула на меня:

– Что-то есть захотелось, может, пожуете со мной кашу?

Я была такая голодная, что согласилась бы и на жареныебритвы.

На крохотной кухоньке хозяйка поставила на огонь небольшуюкастрюлю и принялась помешивать содержимое деревянной ложкой. От плиты пошелневероятно аппетитный аромат.

– Что у тебя там? – поинтересовалась я. Света грустноулыбнулась.

– Спецкаша.

– Не поняла.

– Собачка у нас жила, Жулька. Вот меня и научили: берешьмясо, любое – говядину, курятину, сегодня, например, индюшатина, она самаядешевая. Варишь птицу до готовности, а потом в бульон засыпаешь геркулес. Одинк двум. Стакан овсянки на два стакана бульона.

– Да ну? – удивилась я. – А мы на молоке делаем.

– Теперь так попробуй, – вздохнула Света. – Еще сверху нужнокинзой посыпать или петрушкой, да у меня нет. Наша собака, знаешь, как жрала!

Я с сомнением поглядела на возникшую перед моим носомглубокую тарелку. Выглядит не слишком привлекательно, но пахнет замечательно.Да и на вкус блюдо оказалось выше всяких похвал.

– Потрясающе, – с жаром произнесла я, с трудом подавивжелание вылизать емкость языком, – вкуснее ничего не ела.

– Гале тоже нравится, – улыбнулась Света. Потом ее лицосморщилось, и по щекам быстро-быстро покатились слезы.

– Эта пудреница, – с чувством произнесла я, – доказывает,что Галю не убили в квартире, скорей всего она жива!

Светлана всхлипнула:

– Дай-то господи! Одна она у меня.

– Так какую работу Римма Ивановна давала Гале?

– По уходу за больными. Знаешь, иногда для лежачих сиделкунанимают? Я кивнула.

– Такая услуга дорого стоит, если медсестра дипломированная,– пояснила Света, – вот кое-кто и обращается к Федоровой. Она студентокприсылает, отличниц, им можно поменьше заплатить. Галочка очень довольна была,пару раз ей хорошие суммы перепали. Туфли купила и мне пальто.

Светлана вновь зарыдала.

– Давай адрес училища, – велела я.

Будущих медсестер готовили на базе клиники, расположенной вКапотне. Я поглядела на часы – восемь вечера. Сейчас там, конечно, никого нет,поеду завтра, а теперь пора в Дом моделей и домой.

Не успела я открыть дверь, как раздался звонкий лай, и вприхожую выскочила собачка. От неожиданности я уронила сумку с сыройиндюшатиной. Совсем забыла, что в нашем доме новые жильцы.

– Фу, Адель, фу! – закричала Кристина. – Свои.

– Как ты назвала ее?

– Адель. А ласково можно Адочка. Мне не понравилась кличка,но спорить с девочкой не стала.

– А кошка – Клеопатра, – сообщила Тамара, – в просторечииКлепа.

Я заметила, что у подруги красные глаза, и поинтересовалась:

– Ты супрастин пила?

– Два раза, – ответила Томуся и оглушительно чихнула. – Чтокупила? Индюшатину? Котлеты сделаем?

– Нет, – хитро улыбнулась я, вынимая из пакета геркулес ипучок кинзы, – спецкашу.

Не успело мясо вскипеть, как раздался звонок в дверь.

– Сними пену, – велела я Кристине. Девочка схватила шумовкуи принялась шуровать в кастрюле. Я распахнула дверь.

– Помогите, умирает, – закричала Аня. У меня простоподкосились ноги. Нет, только не сегодня, я так устала.

– Вилка, – рыдала Анюта, – ужас, катастрофа!

– Ну, – безнадежно спросила я. – Что Машка съела?

– Голову засунула, – вопила Анечка.

– Куда?

– Жуть, – взвизгивала Аня, – сейчас умрет!

Я надела туфли и пошла за ней. Зрелище, открывшееся мне налестничной площадке перед квартирой Анюты, впечатляло. Дом у нас старый, изпервой серии “хрущоб”, построенных еще в 1966 году. Мой отец непонятным образомполучил тогда здесь квартиру. Полы во всех квартирах покрыты линолеумом,лестницы крутые и узкие, а перила держатся на простых железных прутьях. Некогдаони были покрыты веселенькой голубенькой краской, но она давно облупилась. Вотмежду этих прутьев Машка невесть как и засунула голову.

Я подергала пленницу. Раздался одуряющий вопль. Ушныераковины мешали голове вылезти. На крик распахнулась дверь, и высунуласьНаталья Михайловна.

– Что тут делается? – завела тетка. – Ни минуты покоя,полдесятого уже, спать пора, а вы визжите.

Потом она увидела Машку и заорала во всю мощь легких: