– Ну это нашим девочкам по плечу, – улыбнулась РиммаИвановна, – Люся Задорнова из девятой группы с удовольствием согласится,отличница, наша гордость, на красный диплом идет.

– Знаете, – протянула я, – хотелось бы ту самую девушку, чтоработала у Ларисы, Галю.

– Филимонову или Моргунову? Я вытащила фотографию.

– Это Моргунова, – протянула заведующая, – тоже отличница,очень, просто очень хорошая ученица, но она несколько дней не показывается вучилище. Мать говорит – заболела. И потом, у нее сейчас есть работа, по крайнеймере, была.

– Понимаете, – начала я вдохновенно врать, – страшно пускатьв дом постороннюю девушку, мало ли что.

– Разделяю ваши опасения, – вежливо ответила Федорова.

– Отец мой человек пожилой, нога долго срастаться будет… Ябы поговорила с теми людьми, у которых Галя сейчас работает…

Вымолвив последнюю фразу, я тут же прикусила язык. СейчасРимма Ивановна резонно ответит: “Спросите у Ларисы Петровой!”

Но заведующая развела руками:

– Сама не знаю их.

– Как же? Я поняла так, что вы предложили девочке работу.

– Да.

– И не знаете, к кому она ходила?

– Ко мне обратился сосед, – пояснила Федорова, – у него несовсем нормальная родственница, с головой беда. Все забывает, хоть и молодая.Вот и искал сиделку. Я Галочку напрямую с Константином свела, и они, знаю,договорились. Честно говоря, подумала, грешным делом, может, девочка счастьеличное найдет. Константин молодой, обеспеченный, на отличной машине ездит и неженат. А Галочка хорошенькая, хозяйственная, отличная бы пара вышла. Правда,Костя в нашем доме всего год живет, но хорошего человека видно сразу. Он меняиногда на работу подвозит, сюда добраться сплошной геморрой. Кстати, я его тоженесколько дней не вижу. Может, мама Моргуновой соврала, и они вместекуда-нибудь подались?

– А где вы живете? – тихо спросила я.

– На Сонинской улице, – преспокойно ответила Римма Ивановна.

Сказать, что я летела по указанному адресу, как на крыльях,значит не сказать ничего. По Сонинской неслась, словно спаниель загусем-подранком. Вот и угол, где в свое время стояла одетая в ночнушку Вера.Нужный дом оказался буквально в трех шагах от места, где нашлась несчастная,потерявшая память девушка.

"Как здорово, – ликовала я, – все чрезвычайно логично”.Некий Константин нанимает Галю для ухода за Верой. Но молоденькая, не слишкомопытная медсестра дает обвести себя вокруг пальца. Верочка спокойно спускаетсявниз, проходит с десяток метров и налетает на меня. Надо было сразу заглянуть впарочку близлежащих зданий. Ну ничего, дело сделано. Константин небось хорошоотносится к Вере, раз не пожалел денег на индивидуальную сиделку. Мог, в концеконцов, сдать больную женщину в больницу. Интересно, почему он не заявил вмилицию?

Я притормозила у железной двери с панорамным “глазком”. Рукапотянулась к звонку, но тут дверь приотворилась, очевидно, от сквозняка. Я почувствовала,как по спине побежал холод. На Дорогомиловке тоже была незапертая квартира.Всунув голову в просторный холл, я крикнула:

– Эй, Константин, вы дома? Но ответа не последовало. Замираяот ужаса, я вошла внутрь и осторожно заглянула в комнаты, потом на кухню,следом на большую лоджию, в ванную и туалет. Слава богу, никаких трупов, но ихозяин тоже отсутствует.

Помещение выглядело странно. На кухне в мойке громоздиласьгруда грязной посуды, на столе стояла чашка с какао, подернутым темной пленкой.Тут же валялись абсолютно черствые ломти белого хлеба и стоял почти полныйпластмассовый стаканчик с йогуртом. На крышечке, лежавшей рядом, виднеласьнадпись – годен до 18 мая. А сегодня двадцатое. Навряд ли Константин былнастолько беден, что покупал просроченные продукты. Весь вид набитой дорогойаппаратурой кухни говорил о хорошем достатке хозяина. Значит, его нет доманесколько дней.

Я принялась изучать комнаты. Одна, очевидно, служилагостиной, другая спальней. В той, что поменьше, стояла разобранная кровать сосмятым бельем, а в шкафах – пустота. Одежда отсутствовала. Может, Константинпросто ушел на работу, а квартиру в его отсутствие ограбили?

Однако странные нынче пошли воры. Унесли шмотки, зубнующетку и бритву, но оставили превосходную видеоаппаратуру, горы кассет имногочисленные безделушки, вроде позолоченной зажигалки “Ронсон”, валяющейся вхолле на стеклянном столике. Похоже, что хозяин сам в безумной спешке покидалквартиру, прихватив лишь самое необходимое. Я еще раз обошла комнаты и кухню,потом заглянула в туалет и в спальне обнаружила под тумбочкой непонятный,абсолютно гладкий розовый предмет из пластмассы, похожий по форме на куриноеяйцо.

Следовало признать, что поиски прочно зашли в тупик.Машинально сунув “яйцо” в карман, я поехала домой. И что теперь делать, ума неприложу. Куда задевалась Галя? Почему она не звонит матери? Может быть, еедержат взаперти, далеко от телефонного аппарата?

Дома я села на диван, тупо уставившись в противоположнуюстену, а потом не нашла ничего лучшего, как снова устроить Верочке допрос.

– Что-нибудь вспомнила?

– Мне так у вас хорошо, что и вспоминать ничего не хочется,– ответила Верочка, смешивая краски.

Я вздохнула. На кухне висит натюрморт – ваза, полнаяфруктов. Сочные краснобокие яблоки, зеленые груши и иссиня-черный виноград. Вгостиной, кроме пейзажа с лодкой, появился еще и карандашный набросок в духераннего Модильяни. Тонкая, почти прозрачная девушка с огромными глазами стоит упианино. Привлекал необыкновенный цвет инструмента – розовый. Когда я впервыеувидела изображение фортепьяно, то сказала:

– Никогда не встречала клавишный инструмент такого цвета!

Верочка напряглась и ответила:

– А мне кажется, будто он стоит в комнате с синими обоями иголубым паласом.

Я даже не стала обращать внимания на эту информацию.Подобных мест просто не существует в природе. Обои тона берлинской лазури ипианино цвета молодого поросенка. Сто людей из ста сойдут с ума в такоминтерьере!

Но сейчас Верочка опять рисовала натюрморт. На этот раз совощами. Во всяком случае, на листе проступали очертания гигантской спелойтыквы.

– Мне у вас нравится, – чирикала Верочка, – слышь, Вилка,давай в воскресенье поедем в Битцевский парк и продадим мои работы! Может,денег вам заработаю, а то стыдно нахлебницей сидеть!