– Откуда знаешь про Битцу?

– По телику вчера рассказывали. Туда может прийти любой,купить входной билет и продать свой труд. Ну, пожалуйста!

– Ладно, подумаю, – отмахнулась я. – Сегодня пятница, тыдавай тогда быстрее пиши, чего с одной картиной ездить!

– Как с одной! – возмутилась Вера. – А эти не в счет?

– Эти нам самим нравятся.

– Я нам еще напишу, – весело ответила Вера, – мне тебя жаль,носишься целый день по городу, работаешь, как сумасшедшая. Вон, бледная вся,синяки под глазами и тощая, словно борзая. Знаешь, мне кажется, тебе надобольше есть и пить витамины.

Я с изумлением уставилась на Веру. Вот уж чего не люблю, такэто вызывать чувство жалости. Ноги сами собой понесли в ванную. Зеркалоотразило какую-то серую физиономию с лихорадочно блестевшими глазами.Подумаешь, просто забыла покраситься. Сейчас наведем румянец, нарисуем глаза иброви… Из ванной я вышла вполне довольная собой. Пора одеваться и топать в Доммоделей.

В этот самый момент зазвонил телефон. Высокий нервныйженский голос влетел в ухо.

– Позовите Виолу Тараканову.

– Слушаю.

– Вас беспокоит мать Насти, дочь Элеоноры Михайловны.

Я слегка приуныл. Противная бабушка небось обиделась, и мнесейчас откажут от места. Но женщина как ни в чем не бывало продолжала:

– Мне крайне необходимо с вами встретиться, прямо сейчас.

– Извините, невозможно, тороплюсь на работу.

– У вас есть машина?

– Нет, езжу на метро.

– Тогда назовите свой адрес, заеду за вами и отвезу наслужбу, заодно и побеседуем.

Мы договорились встретиться через полчаса у входа на станцию“Речной вокзал”, и я стала одеваться.

– Слышь, Вилка, – спросила Вера, увидав, как я напяливаюбрюки, – у тебя нет температуры?

– С утра не было, и сейчас превосходно себя чувствую, а что?

– Да лицо красное, словно из бани.

Ну, на нее не угодишь, то бледная, то пунцовая.

Я прибежала к метро на пять минут раньше, но серебристый“Фольксваген” уже стоял у ларька с мороженым. Внутри, на водительском месте,сидела женщина лет сорока, в элегантном летнем брючном костюме. Она явно не всеконде приобрела свой наряд.

– Именно такой вас и представляла, – улыбнулась дама ивелела:

– Садитесь, говорите, куда везти.

Машина плавно выехала на Ленинградское шоссе и помчалась всторону центра.

– Меня зовут Вероника, – представилась женщина, – и хочусделать вам деловое предложение.

Немного ошарашенная, я слушала ее неторопливую речь.

У Вероники есть ближайшая подруга, у той имеется свояподруга, а уж у той подруги проблемы с ребенком, девочкой тринадцати лет.Девица не желает учиться, грубит старшим, ведет себя отвратительно. Словом,находится в милом подростковом возрасте. Не хочу ли я поработать домашнейучительницей. Семья более чем обеспеченная и оплата достойная.

– Извините, но не имею профессионального образования и немогу считаться настоящим репетитором. Думаю, этой даме лучше обратиться вспециальное агентство, если у нее нет проблем с деньгами. Моими услугамипользуются люди, которые не могут платить учителю по десять долларов заакадемический час. Такая вот палочка-выручалочка для бедных! Честно говоря, непонимаю, почему вы ко мне обратились!

Внезапно Вероника припарковалась у обочины, закурила и,пуская дым в окно, ответила:

– О вас взахлеб рассказывает Мария Вильямовна Когтева, матьКирюши. Говорит, что с вашей помощью он очень быстро одолел немецкуюграмматику. И потом… – Она вдруг рассмеялась и выбросила окурок в окно. – Моямать – совершенно психопатическая личность. Сначала патологически ненавиделаВалерия, отца Насти, затем переключилась на девочку. Справиться с ЭлеоноройМихайловной я не в состоянии. В доме не удерживаются ни домработницы, нигувернантки. Властная, крикливая, бесцеремонная, она совершенно подмяла подсебя внучку. Настасья боится слово сказать и отвратительно учится в школе.

Стоило вам несколько раз побывать у нас, – веселиласьВероника, раскуривая новую сигарету, – как ребенка просто не узнать. Во-первых,Настя принесла из школы три пятерки. Две по немецкому языку, а одну поматематике. Затем навесила на свою дверь замок и сообщила оторопевшей от такогоповедения бабке, что теперь тоже станет запираться. Элеонора Михайловнапопробовала возмутиться, но Настена парировала с ходу:

– А ты оставляй открытыми свою комнату, гостиную и спальнюмамы!

Но главное не это. Стоит теперь Элеоноре Михайловне начатьпо привычке орать на внучку, как та начинает хохотать. Изумленная старуха,абсолютно деморализованная подобным непонятным поведением девочки, попыталасьухватиться за ремень. Но Анастасия перехватила руку бабки, выхватила кожаныйпояс, швырнула его на пол и заявила:

– Я подам на тебя в суд за жестокое обращение.

Элеонора Михайловна, с которой за всю ее долгую жизнь никтоне осмеливался спорить – ни муж – полковник, ни дочь, ни подруги, – простолишилась дара речи. А Настя преспокойненько двинулась на кухню, где совершиластрого-настрого запрещенную вещь: положила на тарелку бутерброды и отнесла в своюкомнату.

– Вы не поверите, – улыбалась Вероника, – но мать теперьбоится ее.

Я ухмыльнулась. Ай да Настя, просто молодец.

– Она мне рассказала про ведро, – заговорщицки подмигнулаВероника, – и знаете что?

– Ну?

Вероника опять расхохоталась:

– Президент нашего банка – старый идиот. Вызывает всех поочереди на ковер, и ну визжать. Страшно неприятно, и я его, честно говоря,опасалась. Но вчера…

Вчера, когда начальник потребовал Веронику на расправу,женщина вспомнила рассказ дочери и “надела” на голову брызгавшего слюной мужикаведро с жидкими помоями.

– Еле-еле удержалась от хохота, – откровенничала дама. –Прямо так ясно представила, как по лысине, плечам и брюкам стекают помои.Прелесть, восторг, больше совсем, ну ни капельки его не боюсь.