— Почему вы так думаете?

— Обвинила дочь в покушении на мою жизнь.

— Меня это не касается, — отрезал я.

— Да нет, — возразилаХуанита. — Вы так говорите потому, что хорошо воспитаны. Пожалуйста,выслушайте меня. Постарайтесь войти в мое положение.

— Хватит об этом, — перебила ееШирли. — Дональда совершенно не интересуют ваши семейные отношения.

— Но я при нем набросилась на Дону,кричала, что это она подсунула мне яд. Как глупо! Я была не в себе. Я пришла кДоне, чтобы поговорить с ней по душам, надеялась, что мы, наконец, найдем общийязык. А тут случилось это… Понимаете, мы, южане, такие вспыльчивые,экзальтированные.

Я кивнул.

— Довольно, Хуанита. Все это никому неинтересно, — раздраженно повторила Ширли.

Но Хуаните нужно было выговориться.

— Понимаете, для нас, южноамериканцев,самое главное — семья. Северяне больше думают о деньгах, о бизнесе. А для насна первом месте дом, дружеский круг. Я подолгу жила в Штатах и могу сравнить.

— Я был у вашей дочери впервые. Пришел поделу.

— А я-то думала, что вы друзья.

— Повторяю: я видел ее впервые.

— И она вам ничего обо мне нерассказывала?

— Ничего.

— Знаете, я не могу понять ее. Между намицелая пропасть. В отличие от меня она, скорее, северянка: очень честолюбива.Как вам кажется, сеньор Лэм, что важнее: талант или любовь? Она хочет рисовать,а семья, друзья для нее ничего не значат. У нас в Колумбии говорят: главноебогатство — друзья. Если у тебя много песо и нет друзей, ты — нищий. Выпонимаете меня?

— Я ни разу не был в Колумбии, хотяслышал с ней.

— Так у нас говорят. Это для колумбийцевзакон. И вот Дона, моя дочь, отвернулась от меня. Она мне не доверяет. Подуматьтолько — мне, родной матери! Она доверяет своим картинкам. Посмотрите на этикартинки! И какая гордыня! Дона рвется к успеху, а что такое успех? Мыльныйпузырь. Он не заменит ни дружбу, ни любовь.

— Разве у нее нет друзей?

— Нет. Она всех оттолкнула. У нееосталось только честолюбие. Дона учится. Дона творит. Развивать свой талант —ее священный долг. Но что такое талант без любви? Без друзей? Представьте себечеловека, который приобрел огромную пустыню. Вокруг него, сколько хватает глаз,его земля, и на ней ни одной живой души! Кому нужна такая земля? Зачемприобретать пустыню?

— Кое-кто находит в пустыняхзолото, — заметил я.

— Вы шутите? — с болью спросилаХуанита.

— Конечно, шутит, — вступила вразговор Ширли. — Северяне всегда шутят, когда не хотят отвечать навопросы. Он тебя прекрасно понимает. Хотите еще чаю, Дональд? Со сливками или ссахаром? Ах! — Кувшинчик выскочил из ее рук, упал на пол и разбился.

— Скорее, Хуанита! Принеси тряпку!Хуанита вскочила и побежала на кухню.

— И захвати другой молочник! —крикнула вдогонку Ширли, затем повернулась ко мне: — Извините, Дональд.

— Не стоит извинений. Ведь вы разбилиего. Она загадочно улыбнулась.

— От вас ничего не скроешь. Я промолчал.

— Дональд, мне нужно кое-чтовыяснить, — сказала Ширли заговорчески. — У Роберта Кеймеронанаверняка были тайные вклады в банках. Возможно, на другое имя. Не могли бы выоб этом разузнать?

Хуанита принесла полотенце и стала вытиратьпол.

— Хуанита, ты забыла сливки для мистераЛэма. Как только миссис Грэфтон удалилась, Ширли продолжила:

— Думаю, у Кеймерона было много различныхвкладов.

— Они были связаны с наследством?

— Не знаю. Но хотела бы узнать.

— Для этого вам не нужен частныйдетектив. Когда кто-то умирает, власти Калифорнии взимают налог на наследство.Тайные вклады могли бы здорово ударить по карману штата, вот законодатели ивыдумали целый ворох хитрых правил, согласно которым вклады Кеймеронаперестанут быть секретом.

— Вы шутите?

— Нисколько. Можете не беспокоиться поэтому поводу.

Она наклонилась ко мне.

— Вы будете охранять дядю Гарри?

— Не думаю.

— Почему?

— У меня много других дел.

— Каких?

— Да так, разных.

— Но я вам заплачу. И он будет платить.

— Знаю. Но у меня действительно малосвободного времени.

— Значит, не хотите?

Из кухни раздался голос Хуаниты:

— Тут почти не осталось сливок!

— Вылей все, что есть, в кувшинчик и несисюда. — Хуанита ваша служанка? — спросил я.

— Да что вы! Подруга. Иногда, правда,очень надоедливая. Там, в Южной Америке, она нанимается служанкой. Я в этомуверена. Ей уже много лет, и она очень одинока. У нее потребность перед кем-тоизливать душу, а с дочерью они не ладят. Думаю, виновата в этом Хуанита, но иДона не без греха — она так старается добиться успеха, что даже для общения сродной матерью не находит времени. У латиноамериканцев это считается страшнымгрехом. Для Хуаниты главное — родственники и друзья. Деньги уже потом. Конечно,она зануда, но я все равно ее люблю.

Вернулась Хуанита с кувшинчиком сливок. Минутпять мы вели светский разговор, а затем я сказал, что мне пора. Ширли пыталасьзадержать меня — вероятно, надеялась, что Хуанита уйдет раньше и мы останемсянаедине. Я даже подумал, что она просто выставит Хуаниту, но ошибся. Можетбыть, Ширли поняла, что в этом случае вместе с Хуанитой уйду и я.

Ширли проводила меня до двери. Убедившись, чтоХуанита не идет следом, вышла за мной на лестничную площадку… Я знал, что будетдальше, и решил держаться невозмутимо. Она крепко схватила меня за запястья,прижалась к моей груди и горячо поцеловала в губы.

— Дорогой мой! — прошептала она стаким видом, будто не может разорвать объятия, и, больше ничего не сказав напрощанье, захлопнула за собой дверь.

Напротив дома Ширли стояло несколько машин. Вэто время люди обычно возвращаются с работы, так что эти машины не привлеклимоего особого внимания.

Я подал свою машину назад до тех пор, пока неуперся в бампер чьей-то машины, и вырулил на дорогу.