Ко всему прочему из густого кустарника неподалеку от неедонесся громкий треск, как будто через него продиралось какое-то большоеживотное. Или человек?

– Ау! – неуверенно окликнула Надежда, но ей никтоне ответил.

Значит, это не человек…

Помня, что главное – не паниковать, Надежда повернулась насто восемьдесят градусов и пошла назад по той же тропинке, которая привела ее вэту чащу. Однако, пройдя по ней всего метров сто, она увидела перед собойразвилку.

Прошлый раз она миновала это место в задумчивости и непомнила, в какую сторону нужно идти, чтобы вернуться на хутор.

С детства она знала, что лучше всего ориентироваться в лесупо солнцу, но солнца не было видно, его закрывали, смыкаясь, густые верхушкидеревьев.

Тогда Надежда приняла смелое решение и свернула направо:правая тропка показалась ей немного шире и лучше утоптанной.

Вспомнив какой-то детский приключенческий роман, прежде чемпокинуть развилку, она сломала ветку на небольшой осинке, которая росла насамом пересечении тропинок.

Она прошла по выбранной тропинке примерно полкилометра, покрайней мере так ей показалось, хотя все расстояния в лесу трудно поддавалисьизмерению. Тропка все время заворачивала вправо, и вдруг Надежда оказаласьперед той же развилкой, на которой она стояла десять минут назад.

В первый момент она не поверила себе, но осинка со сломаннойветкой стояла прямо перед ней, как будто насмехаясь.

– Только не паниковать! – произнесла Надеждавслух, и даже звук собственного голоса показался ей зловещим.

В чаще снова громко заухала знакомая птица.

И снова в кустарнике громко затрещали ветки.

– Ну и ничего особенного! – сказала Надежда самасебе. – Раз правая тропинка не годится, пойду по левой! Ведь как-то я сюдапопала, значит, тем же путем можно вернуться на хутор… а что там трещит вкустах – да, может, просто ветер…

Сейчас уединенный лесной хуторок, который она покинула паручасов назад, казался Надежде лучшим местом во вселенной, средоточием покоя,безопасности и уюта.

Она свернула на левую тропинку и пошла быстрее, чтобы какможно скорее выбраться из глухой чащобы в знакомые места.

Однако через несколько минут тропинка начала сужаться,казалось, что скоро она совсем пропадет среди густого подлеска.

И тут в стороне, всего в десятке метров от тропы, Надеждаувидела среди деревьев широкий просвет.

Она решила, что вышла к просеке, от которой до хутора совсемблизко, свернула с тропинки и чуть ли не бегом устремилась к этому просвету.

По пути ей то и дело попадались поваленные деревья, грудысучьев, колючие кусты, которые цеплялись за одежду и словно пытались задержатьее, не выпустить из мрачной чащи. Но Надежда, не сбавляя шага, пробиралась ксветлой прогалине.

Правда, она оказалась совсем не так близко, как подумалаНадежда вначале: она шла минуту за минутой, спотыкаясь о сучья, обдирая руки околючки, едва не провалившись ногой в чью-то нору, а просвет все маячил передней…

Но всему когда-то приходит конец.

Надежда раздвинула колючие ветки можжевельника, и перед нейоказалась не просека, которую она рассчитывала увидеть, но круглая поляна, совсех сторон окруженная густыми зарослями.

Посреди поляны лежал огромный серый валун, с одного боказаросший мхом. Вокруг валуна словно по замыслу ландшафтного дизайнера пестрелиразноцветные лесные цветы. Были тут с детства знакомые иван-да-марья –сине-желтые, а внизу у некоторых несколько розоватых лепестков, значит, успелуже народиться сыночек или дочка; были мелкие лесные колокольчики, былинеправдоподобно крупные, как будто садовые, ромашки, была сильно пахнущаямедуница, возвышался над всеми желтыми свечками коровяк, а также вовсю цвелинепонятного названия цветочки, из темно-розовых лепестков которых маленькаяНадя когда-то делала «маникюр».

Цветочки смотрели приветливо, но помочь ничем не могли.

– Ничего. – Надежда попыталась самой себе внушитьоптимизм. – Ну, это, конечно, не просека, но поляна – это тоже хорошо. Покрайней мере здесь видно солнце, кроме того, кажется, мох на валуне растет ссеверной стороны…

Этими жизнерадостными словами Надежда пыталась себяуспокоить, хотя на самом деле она ужасно перепугалась. Ведь теперь она несмогла бы найти и ту тропинку, с которой свернула десять минут назад.

Она вышла на середину поляны и приблизилась к огромномукамню, чтобы определить направление.

Так… когда она отправилась в лес, солнце было справа,значит, возвращаться надо, держа его слева. Правда, в чаще солнце не будетвидно, да и сохранить там прямое направление непросто, но попытаться все-такистоит…

И тут Надежда почувствовала на себе чей-то пристальныйвзгляд.

Она вздрогнула и обернулась.

В каком-нибудь шаге от нее, рядом с огромным камнем, в травесвернулась кольцом крупная гадюка. Треугольная головка змеи приподнялась изтравы, и темные загадочные глаза, не мигая, уставились на Надежду.

Змея смотрела словно с удивлением и неприязнью на человека,который посмел нарушить покой ее заколдованного царства. Потом она откинулаголову и выпустила из пасти длинный раздвоенный язык.

– Мама! – вскрикнула Надежда и не разбирая дорогибросилась прочь, подальше от змеиной поляны.

Прошло минут двадцать, пока она наконец смогла заставитьсебя остановиться. Судя по скорости, отмахала она немало.

Запыхавшаяся, с сердцем, колотящимся от бега и еще больше отстраха, исцарапанная колючками, растрепанная, она стояла посреди непроходимойчащи и теперь уже совершенно не представляла, куда нужно идти, где дом.

Солнца, разумеется, не было видно, а во время своегопанического отступления Надежда совершенно потеряла направление. И передглазами у нее стояли только треугольная головка змеи и ее немигающие,загадочные глаза.

Он попытался преследовать убегающую женщину, но споткнулся овалявшуюся поперек тропинки сухую корягу, потерял равновесие и упал на мягкийпружинистый мох. Когда поднялся и стряхнул с одежды сосновую хвою, треск кустовраздавался уже очень далеко, так что он оставил преследование. Глупая бабаиспугалась змеи и летела по лесу со скоростью реактивного самолета.

Его душу переполнила злоба.

Эта женщина… она все время попадается на его пути. А теперь,когда он сам пошел за ней, она убежала.

Он постарался взять себя в руки: такие чувства, как злоба,нетерпение, раздражение, – для мелких людишек, для муравьев, бестолковоснующих вокруг разоренного муравейника, а не для тех, у кого есть великая цель.