— Ничего. Мы только успели познакомиться, когда япроболталась об убийстве в ресторане, и она заторопилась к тебе, решив, чтодолжна быть рядом в трудную минуту.

Славка перевел взгляд на меня, заподозрив насмешку, но я ине думала смеяться.

— Она… хорошая девушка, — выдал он.

— Я тоже так думаю. Очень красивая. Милая. Она мнепонравилась.

— Ты ей тоже, — заявил он в крайнемнедоумении. — Она назвала тебя благородной. — На этом слове Славкавсе же споткнулся и торопливо отвел взгляд.

— Поблагодари ее от меня за теплые слова, —сказала я проникновенно с самым серьезным видом.

— Она не такая, как все, — нахмурился Славик,точно я в этом сомневалась. — Я говорил, что не стоит ей с тобойвстречаться, но она решила…

— Мне понятно ее желание…

— Да?

— Да. Она хотела быть уверенной в том, что не разбилачужое счастье. Так как счастьем у нас не пахло, она успокоилась.

Мои слова возымели на Славку неожиданное действие, онобиженно засопел и спросил:

— Что ты имеешь в виду? Я любил тебя… ты же знаешь, ялюбил тебя так, что… да я бы голову в петлю сунул.

— «Зачем?» — мысленно задала я невинный вопрос, —если бы ты, если бы тогда… но ты всю жизнь… — В этом весь мой бывшийвозлюбленный — если бы да кабы, много эмоций и совершенно никакого толку.

— Я знаю, — смиренно кивнула я, дождавшись, когдаон заткнется, так и не успев сказать ничего путного. — Я перед тобойвиновата…

— Глупости, — испугался Славка, — Никто невиноват. Никто. Это жизнь. Говорят, против судьбы не попрешь…

«Ну, если тебе так удобнее думать», — пожала я плечами,опять же мысленно, а вслух сказала:

— Конечно, ты прав…

Разговор начал действовать мне на нервы. Славка прибежал нисвет ни заря для того только, чтобы узнать, не обидела ли я резким словом егоподружку и не сделала ли ему плохой рекламы. Вроде бы ему пора успокоиться, аглавное, выметаться. Вдруг мне повезет и я еще сосну часик?

Славка что-то говорил, но я не слушала, кивая в такт егословам время от времени до тех самых пор, пока он не спросил:

— Как думаешь, за что убили Вовку?

— Я думаю?.. — выпучив глаза, точно не веря ушамсвоим, переспросила я.

— Ну… что-то ты думаешь?

— Я Вовку знать не знала. Два дня работы под его чуткимруководством.

— За два дня можно многое успеть.

А вот это уже настораживало.

— Ничего узнавать я не хочу. Это, как правило, либотюрьма, либо пуля. В тюрьме не сахар, а на кладбище я не тороплюсь.

— У меня плохое предчувствие, — сказал Славка идаже поежился, а потом посмотрел на меня.

Теперь стало ясно, что за нужда привела его ко мне в стольнеурочное время. Я засмеялась, покачала головой и заявила:

— Меня все это не касается. Это твои проблемы, и ониникогда не станут моими…

Он был похож на обиженного ребенка, выпятил губы и сопел ссамым несчастным видом.

— Но тебе что-то известно? — спросил он осторожно.

— Ничего.

Зная Славку, я могла предположить, что это будетпродолжаться очень долго, но в этот раз вышло иначе. Кто-то позвонил ему насотовый. Славка достал трубку и выслушал сообщение.

— Серега погиб, — сказал он, хоть я и ничего неспрашивала. — Выбросился в окно с шестого этажа. Валька говорит, вквартире нашли записку, что это он убил Вовку. Поскандалили, и он стукнул егопо затылку. А потом испугался, что в тюрьму угодит. Валька говорит, он былпьяный в стельку. Такие каракули в письме… И головой вниз.

— Менты довольны? — спросила я и тут же на себяразозлилась.

— Ты думаешь? Кто же тогда убил Вовку? И зачем? А тутвроде все сходится. Они и вправду не очень ладили. И тюрьмы Серега ужаснобоялся…

— А кто о ней мечтает? — удивилась я.

Смерть Сереги произвела на Славку самое благотворноевпечатление, он повеселел и потерял интерес к нашей беседе.

— Съезжу, переговорю кое с кем. Надо быть в курсе.

— Давай, — кивнула я, проводила его до дверии, — устроившись на подоконнике, закурила.

Предаться раздумьям мне не дал Палыч, он возник в кухне испросил нерешительно:

— Чего приходил-то?

— Кто его знает…

— Дурака свалял, а теперь ходит… Думать-то раньше надобыло… теперь чего… А ты как? — насторожился он.

— Что?

— Как к нему относишься?

— Никак. Палыч, сходи в магазин, хлеба нет. И редискикупи, хочу редиски под майонезом.

— Редиску ты с детства любишь. Бывало, сидишь наподоконнике и трескаешь, точно яблоки…

Взяв деньги. Палыч ушел, а я разглядывала высоченную березу,росшую во дворе напротив нашего окна, и думала о самоубийстве охранника,случившемся весьма кстати.

До двенадцати я ждала Зойку. Решив, что от Ваньки она скореевсего проедет прямо на работу, отправилась в ресторан. Новость о том, чтоСерега выбросился в окно, уже знали все, персонал активно обсуждал ее,перепевая на все лады. Достоверно известно следующее: письмо он оставил, в тристрочки: «Вовку убил я. Мы поскандалили. Убивать я не хотел». Очень лаконичноепослание. Упившись до бесчувствия. Серега вышел на балкон в своей квартире исиганул вниз головой с шестого этажа. Жил он у матери (которая, как известно,была больна), а кончать счеты с жизнью, как заботливый сын, отправился к себе.По-моему, очень разумно. Соседи услышали крик в половине первого ночи. Вызвалимилицию и «Скорую». «Скорая» не понадобилась. А вот милиция обнаружилапредсмертное письмо и три пустые бутылки водки. В общем, гибель Серегиобсуждалась вовсю. Вспомнили, что на Восьмое марта они с Вовкой едва неподрались, что Вовка одно время жил с Серегиной девчонкой, потом она вернуласьк нему, а потом бросила обоих.

— Да я сразу подумала, что это он его укокошил, —перекрикивая всех, радовалась Людка. — Ведь дураку ясно было… — МногиеЛюдку с готовностью поддержали.