Но в начале февраля жизнь Мэгги и Стюарта круто изменилась.Их отослали в Джиленбоун, в монастырскую школу с пансионом, потому что ближеучиться было негде. Хэл, когда подрастет, будет учиться заочно, в школе,которую устроили доминиканцы в Сиднее, сказал Пэдди, но Мэгги и Стюарт привыклик учителям, и Мэри Карсон великодушно предложила платить за пансион и ученье вмонастыре Креста господня. Притом у Фионы слишком много хлопот с маленькимХэлом, некогда ей следить еще и за тем, как они учатся. С самого началаподразумевалось, что образование Джека и Хьюги закончено: Дрохеде они нужныбыли для работы на земле, а им только того и хотелось.

Странной показалась Мэгги и Стюарту после Дрохеды, а главное— после школы Пресвятого Сердца в Уэхайне мирная жизнь в монастыре Крестагосподня. Отец Ральф тонко дал монахиням понять, что эти двое детей — егоподопечные, а их тетка — самая богатая женщина в Новом Южном Уэльсе. И вотзастенчивость Мэгги преобразилась из порока в добродетель, а Стюарт своейнеобычайной отрешенностью, привычкой часами смотреть куда-то в невообразимуюдаль заслужил прозвище «маленького святого».

Да, тут жилось очень мирно, потому что пансионеров былосовсем мало: жители округа, достаточно богатые, чтобы учить своих отпрысков взакрытой школе с пансионом, неизменно предпочитали посылать их в Сидней. Вджиленбоунском монастыре пахло лаком и цветами, в полутемных коридорах свысокими сводами обдавало тишиной и явственно ощутимым благочестием. Всеговорили вполголоса, жизнь проходила словно за тончайшей черной вуалью. Детейникто не лупил тростью, никто на них не кричал, и притом был на свете отецРальф.

Он постоянно навещал их и так часто брал к себе домой, чтодаже перекрасил спальню, где ночевала Мэгги, в нежно-зеленый цвет, купил новыезанавески на окна и новое одеяло. Стюарт по-прежнему спал в комнате, которуюдважды окрашивали все так же — кремовой с коричневым; отец Ральф вовсе не задумывался,хорошо ли Стюарту.

Просто он спохватился, что надо пригласить еще и его, чтобыне было обиды.

Отец Ральф и сам не знал, почему он так привязался к Мэгги,да, по правде говоря, и не удосужился спросить себя об этом. Началось с того,что ему стало ее жаль в тот давний день на пыльном вокзале, когда он заметил еерастерянную, позади всех; она в семье на отшибе, потому что девочка, снеизменной проницательностью догадался он. Но его ничуть не заинтересовало,почему в стороне держался и Фрэнк, и жалости к Фрэнку он тоже не ощутил. Былово Фрэнке что-то такое, что убивало и нежность, и сочувствие — этому угрюмомусердцу не хватало внутреннего света. А Мэгги? Она тогда нестерпимо растрогалаотца Ральфа, и, право же, он не понимал отчего. Да, ему нравятся этинеобыкновенного цвета волосы, и цвет и разрез ее глаз — глаза у нее материнскиеи уже поэтому красивые, но еще милее, выразительнее; и характер истинноженский: податливость, но притом безграничная сила. Мэгги отнюдь не мятежнаядуша, совсем напротив. Всю свою жизнь она будет покоряться, смиренная узницасвоей женской доли.

Но нет, это еще не все. Загляни он в себя поглубже, он, бытьможет, понял бы, что его чувство к этой девочке рождено странным сочетаниемвремени, места и характера. Никто о ней всерьез не думает, а значит, есть в еежизни пустота, которую он может заполнить и наверняка заслужит еепривязанность; она еще совсем ребенок и, значит, ничем не грозит его образужизни и его доброму имени пастыря; она красива, а все красивое доставляет ему удовольствие;и, наконец, — в этом он меньше всего склонен был себе признаться, —она сама заполняла пустоту в его жизни, которую не мог заполнить бог, потомучто она живое любящее существо, способное ответить теплом на тепло. Осыпать ееподарками нельзя, чтобы не ставить в неловкое положение семью, а потому онстарался почаще с ней видеться и немало времени и выдумки потратил, зановоотделывая для нее комнату в церковном доме — не столько затем, чтобы порадоватьдевочку, главное — чтобы создать достойную оправу для своей жемчужины. Ничтодешевое, второсортное для нее не годится.

В начале мая в Дрохеду собрались стригали. От Мэри Карсон ниодин пустяк не ускользал в Дрохеде — ни распределение отар по выгонам, ни взмахпастушьего кнута; за несколько дней до прихода стригалей она вызвала к себеПэдди и, как всегда утопая в глубоком кресле, подробно, до мелочейраспорядилась, что и как надо делать. Падрика, привычного к скромным масштабамНовой Зеландии, с первых дней ошеломил огромный сарай-стригальня с отделениямидля двадцати шести мастеров; и теперь, после разговора с сестрой, от цифр ипрочих сведений у него гудело в голове. Оказалось, в Дрохеде стригут не толькосвоих овец, но еще и овец из Бугелы, Диббен-Диббена и Бил-Била. А это значит,что все и каждый в имении, и мужчины и женщины, должны работать без роздыха. Пообычаю, стрижка овец — работа общая, и жители окрестных ферм, которыепользуются отлично оборудованной для этого Дрохедой, всячески стараются помочь,но тяжелее всех неминуемо приходится здешним.

Стригали приводят кого-нибудь, кто стряпает на всю артель,провизию покупают в Дрохеде, но надо, чтобы здешних запасов хватило, надозагодя вычистить, вымыть старые, сколоченные кое-как бараки, и кухню при них, инехитрую пристройку для мытья, наготовить тюфяков и одеял. Не все фермыустраивали стригалей с такими удобствами, но Дрохеда гордилась своимгостеприимством и славой «распрекрасного места для стрижки». Ни в каких другихобщих начинаниях Мэри Карсон участия не принимала, зато уж тут она не скупилась.Ее стригальня была не только одной из крупнейших в Новом Южном Уэльсе, но итребовала лучших стригалей, мастеров вроде Джеки Хау; больше трехсот тысяч овецнадо будет остричь, прежде чем стригали погрузят свои закатанные в одеялапожитки в старый грузовик подрядчика и покатят туда, где их ждет еще работа.

Фрэнк уже две недели не был дома. Вдвоем со старым овчаромПитом Пивной Бочкой, прихватив двух запасных лошадей, собак и двуколку,нагруженную их нехитрыми пожитками, которую нехотя волокла ленивая кляча, онездил на дальние западные участки: надо было пригнать оттуда овец, постепенносводить их вместе, отбирать и сортировать. Тягучая, утомительная работа, ничегопохожего на ту неистовую гонку перед наводнением. На каждом участке своизагоны, там можно отчасти распределить и пометить овец, пока не придет ихчеред. При самой стригальне размещаются зараз только десять тысяч овец, так чтовсе время, пока работают стригали, вздохнуть будет некогда — знай мотайсявзад-вперед, заменяй уже остриженных овец нестрижеными.

В кухне Фрэнк застал мать за ее вечной, нескончаемойработой: она стояла у раковины и чистила картошку.

— Мам, это я! — весело окликнул он. Она крутообернулась, и, после двух недель, что они не виделись, Фрэнк сразу заметил ееживот.

— О господи! — вырвалось у него.

Радость в ее глазах погасла, лицо залилось краской стыда;она прикрыла руками вздувшийся фартук, будто руки могли спрятать то, чего ужене прятала одежда.

Фрэнка затрясло.

— Мерзкий старый козел!