– Эмма? – хлопнул ресницами Роман. – Да это ж мою маман такзовут. Ей нравится, когда я ее по имени называю. Она говорит: «Слово «мама» поотношению ко мне лет десять мне прибавляет, а я еще слишком молода, чтобы бытьматерью такого великовозрастного оболтуса». Я тебе разве не говорил, как ееимя?

– Нет, – качнула головой Фанни. – Не говорил. Никогда.

Ей стало стыдно, что она завелась по пустяку. Причемзавелась так сильно и так быстро.

Значит, ее зовут Эммой, эту женщину, которая произвела наФанни столь странное впечатление…

Вдруг вспомнилась прелестная сцена из любимой опереткиПоля-Валери «Летучая мышь». Не счесть, сколько раз он водил Фанни в музыкальныйтеатр в далекие, невозвратные годы его молодости и ее юности, сколько раз онаслышала комичный диалог Айзеншталя с его женой:

«– Тут Эмма как закричит нечеловеческим голосом: «Стреляй!»

– Эмма?! Но ведь ты сказал, что так зовут собаку?!

– Конечно, собаку. А ты что, хотела, чтобы собака кричалачеловеческим голосом?»

Ну и к чему это вспомнилось? Подлец Айзеншталь обманывалбедную жену, а Роман? Очень может быть, что его мать и впрямь зовут Эммой,только вот вопрос: с ней ли он там гулял, в Аллеях?

А, ладно, не все ли равно! В любом случае это было допоявления Фанни в его жизни, так что не стоит ссориться по пустякам.

И в этот миг Фанни показалось, что на нее кто-то пристальносмотрит. Оглянулась – так и есть. Одна из учениц художественной школы,пышногрудая блондинка, примерно ее ровесница, ухоженная, элегантная, оченькрасивая, глаз с нее не сводила. Странное было у них выражение… Примерно такможно смотреть на старинного знакомца, которого ты считал умершим – и вдругвстречаешь его на улице, однако особой радости у тебя эта встреча не вызывает,и это еще мягко сказано! Например, ты вспоминаешь, что подстроил этому человекунемалую подлость… и видеть тебе его вовсе не хочется, но деваться некуда,встреча уже состоялась…

Фанни чуть усмехнулась, резко отвернулась от блондинки ислегка посторонилась, чтобы не загораживать от нее Романа. Взяла его за руку,притянула к себе:

– Извини, я тебя перебила. Ну и что там было, в Аллеях?

– Ну, – с некоторой растерянностью начал рассказывать Роман,от которого, похоже, не укрылась рокировка Фанни, – мы немножко на каруселипрокатились, а потом вдруг услышали музыку и пошли на нее. А там под аркойсобралось народу с полсотни – с нотами в руках, и поют, и поют… В том числе,между прочим, «Бесаме мучо»…

– Бесаме мучо! – радостно воскликнула Фанни, обхватывая егошею и притягивая к себе. – Целуй меня крепче!

Она припала к его губам, а краем прищуренного глаза отметиланахмуренные брови блондинки. Роман, явно смущенный тем, что они целуются наглазах целой толпы народу да еще где – в центре святилища, Лувра, попыталсябыло отстраниться, однако Фанни вцепилась в него крепко. И вдруг заметила, чтоглаза его не закрыты, как обычно в поцелуе, а открыты и смотрят на нее довольносердито, даже зло.

Фанни встревоженно отстранилась:

– Ты что?

– А ты что?! – Роман обернулся, огляделся исподлобья, потомповернулся к Фанни, уже не скрывая раздражения: – Ты для кого стараешься? Комуты хочешь продемонстрировать наши отношения? Этой блондинке с сиськами допояса? Это твоя подруга, перед которой ты хочешь похвастать новым любовником,как новым платьем?

Он сбросил руку Фанни со своего плеча и пошел к выходу иззала.

Мгновение она стояла, как прибитая к полу, пораженная одноймыслью: «Как он мог догадаться? Откуда он знает?» – но тотчас спохватилась икинулась следом, молясь в душе только об одном: чтобы проклятущая блондинка незаметила их размолвки.

Догнала Романа в переходе, подбежала, вцепилась в его руку:

– Подожди. Пожалуйста, подожди!

– Ну, что? – не останавливаясь, угрюмо бросил он. – Я,знаешь, не бабья тряпка, которой можно хвастать.

– Нет, нет! – Фанни, пытаясь остановить его, мелко семениларядом. – Нет, нет, не в этом дело! Ты ошибся!

– Ничего я не ошибся!

– Ну да, да! – Она забежала вперед и преградила ему путь. –Ну погоди! Понимаешь, это все не так просто. Ты угадал… Я не понимаю, как тымог догадаться! Да, я хотела похвастать тобой, твоей красотой, тем, что ты мой…Но у меня для этого есть причина. Эта баба с сиськами до пояса, как тыправильно сказал… – Фанни нервно хихикнула, – эта проклятущая баба… Ее зовутКатрин, она моя бывшая подруга. И полгода назад она отбила у меня любовника.Нагло так, если б ты только знал, как нагло! Она мне страшно завидовала, когдамы с этим мужчиной сошлись, а потом, когда он к ней ушел, она так злораднобросила мне в лицо: «Ничего, может быть, найдешь другого…»

Фанни судорожно сглотнула. Она не намеревалась сообщатьРоману о том, какими словами закончила свою фразу Катрин: «…хотя трудновато этобудет в твоем возрасте!» Ну да, Катрин на пять лет младше Фанни, но она непереставала трещать, что больше тридцати пяти ей никто не дает. Что и говорить,выглядела она сногсшибательно… для тех, кто любит приторно-сладкую,пышно-воздушную смесь ванильного крема и безе.

– Я хотела показать ей, что не умерла с горя, что я живу,что у меня есть такое чудо, которому мой прежний любовник даже в подметки негодится! – выпалила Фанни. – Что ж плохого в том, что я горжусь тобой, твоейкрасотой?

Роман смотрел по-прежнему неприветливо.

– Ну, я так понимаю, ты бы хотела, чтобы твой прежнийлюбовник узнал, что у тебя кто-то другой появился?

Фанни никогда не умела врать. Тетушка Изабо частеньковсплескивала руками в отчаянии: «Господи, девочка, твоя простота тебя погубит!Ну будь ты хоть чуточку полукавее, похитрее!» И сейчас Фанни чуть не ляпнуланаивно: «Ну да, а что тут такого?!» – но все-таки прикусила язык и толькопожала плечами: понимай, мол, как знаешь!

– А как его зовут? – спросил Роман.

– Я называла его Лоран, – с усилием выговорила Фанни. – Онтоже русский, как ты, я не могла выговорить его имени… Ну прости меня…

Роман усмехнулся:

– Да за что прощать-то? Странные вы существа, женщины… Я уждавно отчаялся вас понимать. Так, плыву по течению в отношениях с вами…

– Ты на меня больше не сердишься? – Фанни схватила его заруку, жалобно, искательно заглядывала в лицо.