Что ему три живых существа, скорчившихся под кожанымпологом? Точно так сам Коренга мог наехать колесом тележки на какой-нибудьопавший листок, всего менее задумываясь, не сидят ли под ним, к примеру, тримуравья…

Он расслышал голос Эории только потому, что они сидели,тесно прижавшись друг к дружке, почти голова к голове.

Сегванка пела. В полный голос, крепко зажмурившись иприжимая к середине лба три пальца правой руки, сложенные щепотью. Такпоступали сегваны во имя трёхгранного кремня, коим был ранен их громовержец Туннворн,когда бился с ледяными великанами, защищая людей.

– Господь мой, Повелитель Грозы… – вслух воззвалКоренга к огнебородому повелителю веннских небес. – Ты, чьи громы пугаютхолод и тьму, а секира исполнена двойного света, мёртвого и живого! Узри ВрагаСвоего, рвущегося в дневной мир! Со мной поступи так, как я того заслужил, ноне допусти, чтобы Он достиг нашей земли…

Если бы он немного лучше разумел сегванский язык, а висевшийнад ними Змей ревел хоть чуточку тише, Коренга разобрал бы, что Эория тожесочла недостойным молиться о собственном спасении. В её песне, вдохновеннослагавшейся прямо здесь и сейчас, без конца повторялись слова «отец», «братья»,«корабль».

Молитва, звучавшая сразу на двух языках, ещё не была толкомзавершена, когда небесная твердь от моря до гор лопнула с треском, невыносимымдля слуха, и сквозь трещину вырвалась лиловая слепящая вспышка.

Бог Грозы услышал призыв.

Такую грозу надо бы время от времени созерцать всякомучеловеку. Да не из-под крыши, а на открытом месте и шапку сняв с головы… Не длястраха и подавно не наказания ради! Просто в напоминание о Правде Богов – и омелочной суете, что так часто мешает смертному поднимать глаза к Небесам!

Неистовый грозовой свет бил, казалось, со всех сторон сразу,и в этом свете земля окончательно перемешивалась с небом, а то и другое – сводой. Бог Грозы разил в праведном гневе, но и страшна же была Егосправедливость!.. Коренга молился и ждал, что следующий удар громовой секирыуже точно превратит их с Эорией в ничто, в россыпь гаснущих под дождёмугольков. Но проходило мгновение, очередная вспышка почему-то задерживалась, инаваливалась вселенская тьма и с ней – вселенский же ужас: что, если на сей разБог Грозы будет вынужден отступить перед яростью Змея?..

Пока было ясно одно: поединок в небесах шёл на равных. Ирёв, надвигавшийся с моря, не только не слабел, но, наоборот, даже усиливался.

Человеческие букашки под непрочным листком полога продолжалиисступлённо молиться, пытаясь хоть так поддержать божественного заступника…

И вот как будто рука великана подхватила прочное кожаноеполотнище и одним рывком сдёрнула его со стланиковых зарослей – толькомелькнули в воздухе длинные плети корней, исторгнутых из песка. Полог на мигподнялся дыбом, точно парус корабля, а потом взлетел не хуже рукотворной птицыКоренги – и исчез в нёсшихся над землёй полосах то ли дождя, то ли загустевшегои ставшего видимым ветра. Громовая секира вновь пронизала тучи потокамимертвенного света, и невольно вскинувший голову Коренга увидел зрелище, вряд липредназначенное для глаз смертного.

Почти прямо над ними повисла гигантская воронка, сотканнаяиз бесчисленных облаков. Исступлённое вращение вырастило на синюшно-чёрномбрюхе Змея многослойную белую бахрому, закрученную в тугую спираль. Из самойсередины этой спирали свисал толстый хобот, упиравшийся в землю где-то захолмами. Вершины гряды не давали подробно рассмотреть, что происходило внизу,но и немногое, увиденное Коренгой, заставило его с благодарностью вспомнитьустроенную Эорией гонку. То есть в тот момент ему было вовсе не до того, чтобыосознанно об этом подумать; он просто заметил словно бы стоячую волну воды,песка и неведомо чего ещё, колыхавшуюся кольцом у нижнего конца хобота и бешеновздымавшуюся даже выше холмов, и некое нутряное знание гораздо глубже и древнейразума сразу сказало ему, что уж там-то точно никакой возможности не быловыжить ни птице, ни зверю, ни человеку…

…И вспышку сразу же сменила тьма, и больше Коренга никудауже не смотрел, потому что ветер раскачивал его тележку, ощутимо грозя оторватьеё от земли, а воздух стал настолько плотным, что горло отказывалось егопринимать, и он пригнулся как можно ниже, зарываясь лицом в толстую полсть,судорожно нашаривая руками хоть что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, икак-то отстранённо, со спокойной обречённостью понимая, насколько перед этойСилой ничтожна совокупная сила двоих людей и собаки…

Но всё-таки Бог Грозы не попустил Змею пожрать и унести вникуда три живые пылинки, вверившие себя Его покровительству и защите. Разящаясекира полыхнула справедливым пламенем, ударив по самым вершинам холмов, иотсекла щупальце, жадно протянувшееся за добычей. Коренга ощутил, что вновьобрёл способность дышать. По волосам, по лицу стекала жидкая грязь. Кое-как онпротёр глаза… Хобот удалялся в сторону гор. Молодому венну сразу показалось,будто двигался он без прежней зловещей уверенности, рывками, словно подбитый. Ивот, пронизав клубящуюся тушу, прямо в его середину ударила рогатая молния, иКоренга понял, что в небесном бою наступил перелом. Хобот развалился пополам,оторвавшись от земли, извивающийся обрубок начал втягиваться обратно в тучи, анижняя воронка – стремительно опадать…

Только тут Коренга сумел расслышать над самым своим ухомяростный лай храброго Торона, и с удивлением убедился, что собака, оказывается,тоже способна охрипнуть, и сообразил, что завтра утром его матери не придётсяплакать.

Дождь хлестал с прежней сокрушительной мощью, да притом понепокрытым головам, но что-то изменилось, что-то ушло, и теперь это был простосильнейший ливень, более не отравляемый злобой и вековой жадностью Змея.Облачный вихрь ещё полз в глубь суши, однако в его поступи больше не былонапора и хищного озорства. Это было всего лишь движение огромной разогнаннойтяжести, неспособной сразу остановиться. Сущность Змея покинула тучи, убоявшисьразящего гнева защитника смертных, и там, откуда всё началось – далеко-далеконад морем, – даже очистилась узенькая полоска небес, и оттуда глянуло внапуганный мир закатное солнце.

Оказывается, день уже кончался.

Самый первый день, проведённый Коренгой на суше.

После такого начала – что-то подарят ему грядущие дни?..

Рядом с хозяином завозился Торон. Коренга посмотрел на негои еле удержался от смеха, того самого смеха, который столь часто сменяетотхлынувшие отчаяние и страх. Его грозный красавец пёс больше смахивал натюленя, так залепила мех неведомо откуда взявшаяся жидкая глина, а крыльяотяжелели до такой степени, что Торон едва мог их расправить. Кое-как поднявшисьна лапы, кобель принялся недовольно отряхиваться. Коренга поспешно заслонилсяладонями, но толку от этого было немного. Рядом зашевелился второй такой же комгрязи. Эория провела пятернёй по лицу, силясь отодрать путаницу прилипшихволос. Коренга захохотал пуще, зримо представив, в какое пугало превратилсясам. Сегванка кое-как протёрла глаза и, кажется, сперва подумала обидеться, нопотом глянула на венна и тоже принялась хохотать.