— Волк всегда убегает от огня, не правда ли?Так вот, я иду в Вискос. Ты можешь делать все, что сочтешь нужным, — кради,убегай, скрывайся, ко мне это больше не имеет отношения. У меня есть делаповажней.

— Подожди! Не оставляй меня здесь одну!

— В таком случае, идем.

Шанталь окинула взглядом костер, валун в формебуквы « Y «, чужестранца, который удалялся, неся в руке горящие ветки. Онамогла сделать то же самое —сделать новый факел, откопать золото и идти прямо вдолину — не имело никакого смысла заходить домой за вещами, которые она хранилатак бережно. Добравшись до соседнего города, она узнает в банке, сколько стоитслиток, продаст его, купит одежду и чемоданы. Обретет свободу.

— Подожди! — крикнула она чужестранцу, однакоон продолжал шагать в сторону Вискоса и вскоре уже должен был скрыться из виду.«Думай скорей», — сказала она сама себе.

Думать тут, впрочем, было не о чем. Онавыхватила из костра несколько тлеющих веток, подбежала к валуну и выкопаласлиток. Схватила, вытерла рукавом и взглянула на него — в третий раз в жизни.

Ее охватил панический страх. Она швырнуласлиток в яму, вытащила из огня еще несколько веток и побежала в сторону дороги,на которую должен был выбраться чужестранец. Казалось, что ненависть сочится унее из всех пор. В один день повстречались ей два волка — одного она отпугнулафакелом, другого напугать невозможно ничем: он уже потерял все, что было емудорого, и теперь слепо стремился уничтожить все, что было перед ним.

Она бежала со всех ног, но так и не могладогнать чужестранца. Наверное, он скрылся в лесу, притаился там, погасив факел,бросая вызов проклятому волку — жажда смерти в нем, скорее всего, не уступаетжажде убивать.

Войдя в Вискос, Шанталь притворилась, что неслышит Берту, которая звала ее, и смешалась с выходящей из церкви толпой прихожан.Она удивилась — сегодня, похоже, на мессу собрался весь город. Чужестранецзамышлял преступление, а получилось так, как хотел священник, — эта неделябудет посвящена раскаянью и исповедям, словно Бога можно обмануть.

Все смотрели на Шанталь, но никто незаговаривал с ней. Она не отводила глаз, смело встречая каждый взгляд, потомучто не знала за собой никакой вины и каяться на исповеди ей было не в чем — онабыла лишь пешкой в жестокой игре, правила которой постигла не сразу, апостигнув, испытала отвращение.

Она заперлась у себя в комнате и выглянула вокно. Толпа уже разошлась, но Шанталь заметила еще одну странность: был погожийсубботний денек, а Вискос будто вымер. Обычно на площади, где в незапамятныевремена стояла виселица, а теперь возвышался крест, жители собирались кучками ибеседовали.

Некоторое время она смотрела на пустую улицу,чувствуя, как пригревает, но не жжет ее лицо зимнее солнце. Если бы люди стоялисейчас на площади, они наверняка бы обсуждали погоду. Температуру. Пройдут ли дожди,не грозит ли засуха. Но сегодня все сидели по домам, и Шанталь не могла понятьпочему.

Чем дольше стояла она у окна, тем сильнееощущала, что ничем не отличается от своих земляков — и это она-то, считавшаясебя совсем другим человеком, лелеявшим дерзкие планы, которые и в голову бы немогли прийти никому из этих крестьян.

Какой позор. И вместе с тем — какоеоблегчение: она — здесь, в Вискосе, не потому, что судьба распорядиласьнесправедливо, а потому, что заслуживает этого. Всю жизнь она чувствовала, чтоне чета прочим, а вот сейчас поняла: она в точности такая же, как все. Триждыуже она откапывала слиток и каждый раз оказывалась не в силах унести его ссобой. Да, она совершила преступление, но лишь в душе, а претворить его вреальное деяние не сумела, не решилась, не смогла.

Впрочем, она сознавала, что, по правде-тоговоря, не следовало бы совершать его даже мысленно, потому что это было неискушение и не испытание, а ловушка.

«Почему ловушка?» — подумала она. Что-топодсказывало ей, что в этом слитке золота спрятано решение задачи, созданнойчужестранцем, но, как ни старалась, не могла понять, что же это за решение.

Новоприбывший демон увидел, что сияние заплечом сеньориты Прим, которое некоторое время назад становилось все ярче,теперь потускнело и уже совсем почти исчезает. Как жаль, что нет здесь еготоварища, и некому восхититься его победой.

Но он не знал, что и у ангелов есть своястратегия и свет за плечом сеньориты Прим померк лишь для того, чтобы усыпитьего бдительность. Ангел хотел всего лишь, чтобы его подопечная немного поспала,а он бы тем временем побеседовал с ее душой без помехи — без вмешательства страхови вины, под бременем которых представители рода человеческого пребывают целымиднями.

Шанталь заснула. И во сне услышала то, чтонадо было услышать, поняла то, что необходимо было понять.

— Не будем больше говорить о земельныхучастках и о кладбищах, — сказала жена мэра, когда «первые лица» вновьсобрались в ризнице. — Будем откровенны. Пятеро собеседников изъявили своесогласие.

— Наш падре убедил меня, — молвил латифундист.— Бог может оправдать и некоторые недостойные деяния.

— Не надо лукавить, — ответил священник. —Стоит лишь выглянуть из окна, чтобы все понять. Потому и дует теплый ветер —это дьявол решил составить нам компанию.

— Верно, — сказал мэр, который не верил вдьявола. — Нас уже ни в чем убеждать не надо. Так что не станем терятьдрагоценное время и поговорим прямо и откровенно.

— Позвольте, я начну, — сказала хозяйкагостиницы. — Все мы склоняемся к тому, чтобы принять предложение чужестранца.Иными словами, к тому, чтобы совершить преступление.

— То есть жертвоприношение, — поправил еесвященник, привыкший к религиозным ритуалам.

Воцарившееся в ризнице молчаниесвидетельствовало о том, что все с этим согласны.

— Только трусам пристало отмалчиваться.Давайте помолимся вслух, чтобы Господь слышал нас и знал, что мы делаем это наблаго Вискоса. Преклоните колени.

Присутствующие повиновались, хоть и не безвнутреннего сопротивления, ибо отлично сознавали — бесполезно просить у Богапрощения за грех, совершенный с полным пониманием того, что они творят зло. Ноони вспомнили про Ахава, про «день прощения» и решили, что, когда снова придетэтот день, они дружно обвинят Бога в искушении, не поддаться которому так трудно.Священник потребовал, чтобы все хором повторяли за ним молитву: