Снова по комнате пронеслось короткое дуновениеветра, и люди испугались, потому что окна были закрыты.

— Жизнь ее была очень печальна, — продолжилахозяйка гостиницы. — Полагаю, она отдала бы все на свете, чтобы прямо сейчасоказаться там, где ждет ее любимый супруг. Вам известно, что они прожили вбраке сорок лет? Всем это было известно, но никому не было до этого дела.

— Женщина весьма и весьма почтенного возраста,можно сказать — на склоне дней… —добавил латифундист. — И потом, — единственнаяв нашем городе, кто, в сущности, ничем важным не занят. Как-то раз я спросил,почему она всегда — даже зимой — сидит у дверей? И знаете, что мне ответиласеньора Берта? Что она — на страже, чтобы не пропустить тот день, когда вгороде появится Зло.

— Ну, судя по всему, она со своей обязанностьюне справилась.

— Напротив, — сказал священник. — Насколько японял из ваших слов, тот, кто допустил в Вискос зло, тот его отсюда и изгонит.Снова повисло молчание, и все поняли, что жертва наконец-то избрана.

— Остается последнее, — промолвила хозяйкагостиницы. — Мы знаем, когда состоится жертвоприношение во имя процветаниянашего города. Знаем, кто будет принесен в жертву: благодаря этой процедуреправедная душа вознесется к небесам и вместо страданий, которыми полна ее жизньна этом свете, обретет счастье. Остается узнать, как мы это сделаем.

— Надо бы потолковать со всеми мужчинамиВискоса, — сказал священник. — Пусть в девять часов вечера они соберутся нагородской площади. Мне кажется, я знаю «как». Незадолго до назначенного срокавстретимся здесь же, в ризнице, и поговорим без посторонних.

Прежде чем все покинули ризницу, он попросил,чтобы жена мэра и хозяйка гостиницы, покуда будет идти собрание, отправились кБерте и завели сней беседу. Хотя старуха никуда не выходит по вечерам,предосторожность лишней не бывает. В обычный час Шанталь пришла в бар. Он был пуст.

— Сегодня вечером на городской площадисобирают всех мужчин Вискоса, — объяснила хозяйка гостиницы.

Больше она могла ничего не говорить — Шантальи так поняла, что должно произойти.

— Ты видела золото своими глазами?

— Видела. Но вы должны попросить, чтобычужестранец перенес его сюда. Очень может быть, что он, добившись своей цели,решит исчезнуть из города.

— Он же не сумасшедший?

— Сумасшедший.

Хозяйка гостиницы сочла, что это — удачнаямысль. Она поднялась в номер чужестранца и спустя несколько минут вернулась:

— Согласился. Сказал, что золото спрятано влесу и что завтра он принесет его сюда.

— Тогда я сегодня, наверное, не нужна?

— Нет, нужна. Ты обязана выполнять условиясвоего контракта.

Хозяйка гостиницы не знала, как сообщитьдевушке подробности происходившего в ризнице разговора, но ей важно быловидеть, реакцию Шанталь.

— Я просто пришиблена всем этим, — сказалаона. — Хоть и понимаю, что тут надо семь раз отмерить…

— Пусть отмеряют не семь, а семьсот раз — всеравно им не хватит храбрости отрезать.

— Может быть, — ответила хозяйка. — Но если бывсе же решились, что бы ты сделала?

Она явно хотела знать, как отзовется на этоШанталь, и та поняла, что чужестранец был гораздо ближе к истине, чем она,столько лет прожившая в Вискосе. Собрание на площади! Как жаль, что виселицуснесли.

— Так что бы ты сделала? — продолжаладопытываться хозяйка.

— Я не стану вам отвечать на этот вопрос, —сказала Шанталь, хотя совершенно точно знала, что сделала бы. — Скажу лишь, чтоЗло никогда не приведет за собой Добро. Сегодня днем я убедилась в этом насобственном опыте.

Хозяйка гостиницы, возмутившись в душе такимнеуважительным к себе отношением, благоразумно сочла за лучшее не затеватьспор, не ссориться с Шанталь — это сулило в будущем большие неприятности. Подтем предлогом, что ей надо подсчитать сегодняшнюю выручку (предлог, как онатотчас поняла, был совершенно нелепый, поскольку в гостинице находился лишьодин постоялец), она удалилась, оставив Шанталь одну в баре. Душа ее быласпокойна — сеньорита Прим не обнаружила никакого стремления взбунтоваться дажепосле того, как хозяйка сказала ей о сегодняшнем собрании на площади, намекнувтем самым, что дела в Вискосе пойдут по-другому. Что ж, этой девице тоже нужныденьги, и немалые — у нее вся жизнь впереди, и наверняка она захочетпоследовать примеру своих сверстниц и подруг детства, которые давно покинулиВискос.

Так что если помощи от Шанталь ждать неприходится, то и мешать она, по крайней мере, не будет.

После скудного ужина священник в одиночествеуселся на скамью в церкви. Он ждал мэра, который должен был прийти черезнесколько минут.

Священник оглядывал облупившиеся стены,алтарь, где не было ни одного мало-мальски приличного произведения искусства игде висели дешевые репродукции с изображений святых, в давние времена обитавшихв здешних краях. Народ в Вискосе никогда не отличался религиозным пылом,несмотря на то, что именно святому Савинию обязан был город своим возрождением.Но люди забыли об этом, предпочитая вспоминать Ахава, кельтов, тысячелетниекрестьянские суеверия и вроде бы не сознавая, что для избавления достаточно всего-навсегопризнать Иисуса единственным Спасителем человечества.

Несколько часов назад священник сам вызвалсястать мучеником. Это был рискованный ход, но он не намерен был отступать иотказываться от своей жертвы, если бы только люди не были столь легкомысленны иесли бы ими нельзя было манипулировать с такой легкостью.

«Это неправда. Они легкомысленны, номанипулировать ими вовсе не так уж легко», —возразил он сам себе. Молчанием илиискусными речами люди заставили его произнести то, что хотели услышать:жертвоприношение не будет напрасным, жертва послужит спасению, упадок сменитсярасцветом. Он притворился тогда, что согласен, чтобы люди использовали его, нов то, что говорил, верил сам.

Священнослужение было истинным его призванием,и он рано вступил на эту стезю. В двадцать один год он был уже рукоположен всан и вскоре прославился даром слова и умением управлять своим приходом. Онмолился ночами напролет, ухаживал за больными, посещал арестантов, кормилголодных — действовал в точном соответствии с текстами Священного Писания. Ипостепенно стал известен по всей округе, и рассказы о нем достигли ушейепископа, человека мудрого и справедливого.