Найдите человека с видеокассетой «BASF» в портфеле, он-то ибудет злодеем.

Иронизировать легко, но искать-то все равно придется!

Надпись на стене, сделанная голубой краской:

«Это только начало». Какое начало? Начало чего? Зачем этонаписали? Для кого это написали — для Данилова или для службы безопасностиКольцова? Или Для самого Кольцова?

И еще.

Данилов сел за стол и притянул к себе плоскую деревяннуютарелочку, крошечную, разукрашенную резьбой и узорами, — родительский подарокто ли к Дню свадьбы, то ли к дню рождения. На желтом дне болталась янтарнаяпыль.

Данилов высыпал ее на стол, получилась небольшая горка. Онпотрогал горку пальцем. Откуда на полу в доме Тимофея Кольцова мог взятьсяянтарь? У охранника был брелок с янтарем или это потерял преступник?

Что за машина выехала им навстречу с заброшенной дороги?Имеет эта машина отношение к делу или нет?

Как же это у них получается, у лихих сыщиков из книжек икино?

Есть пять подозреваемых. Данилов поморщился и закурил.

Лида, Знаменская, Веник, Ира, Саша и Таня.

Лида и Знаменская не в счет. Или… в счет?

Он очень рассердился на себя, с преувеличенной осторожностьюссыпал крошки обратно на крохотную тарелочку и вернул тарелочку на полочку. Иаккуратно потушил сигарету, выбросил окурок и ополоснул пепельницу.

Все должно быть в порядке. Правила есть правила. Порасобираться и ехать.

Данилов собирался к Венику очень долго, старательнорастягивая ставшее резиновым время. Он долго выбирал свитер, долго надевал его,долго рассматривал свою физиономию в зеркале, прикидывая, побриться ему или нестоит. По правилам в воскресенье можно было не бриться, но визит к Веникутребовал соблюдения этикета и нарушения правил.

Бриться Данилов не стал. Пришлось бы начинать сначала всюканитель с раздеванием и последующим одеванием, а бриться в свитере было не поправилам.

День только начинался, но когда Данилов вышел на улицу, тамсовершенно явно наступали сумерки. Мрачные ноябрьские сумерки, запорошенныеснегом, проткнутые размытым светом автомобильных фар, промозглые до зубовнойдрожи, мокроногие, отвратительные.

Нужно было сделать над собой усилие, чтобы заставить себядумать, что это никакие не сумерки, а тихое осеннее утро. Данилов сделал этоусилие и постоял на скользких ступеньках, натягивая перчатки и заставляяокружающий мир измениться.

Итак, утро. Впереди чудесный воскресный день. Вчера был неменее чудесный субботний день.

Вчера разгромили дом, который Данилов любил и о которомзаботился, как будто это был ребенок, а не куча кирпича и досок. Даниловполночи курил, представляя себе, как громили его дом, и ненавидел себя за то,что разрушения произвели на него гораздо более сильное впечатление, чем рана наголове охранника, а под утро ему приснилась ванна с краской, в которой ондолжен был утонуть.

Данилов почти дошел до своей машины, зарывшейся в снег, какаляскинская ездовая собака, когда у него за спиной негромко скрипнули тормоза.Он оглянулся, делая шаг в сугроб. Грязный бампер замер в двух сантиметрах отего ноги, и Данилов посмотрел с удивлением. Сначала на бампер, а потом наплавно опускающееся стекло.

— Привет, — сказали из машины, когда стекло опустилось дополовины, — куда это ты в такую рань собрался?

— Доброе утро, — вежливо поздоровался Данилов и выбрался изсугроба на кое-как расчищенный асфальт, — ты… ко мне?

Человек в машине усмехнулся.

— Догадливый ты наш. Уезжаешь?

— Уезжаю, — согласился Данилов.

— К любимой или по делам?

— По делам.

— Что за дела в воскресенье утром?!

— У меня разные дела, Олег.

— Ну, конечно. Деловой ты наш. У меня на самом деле к тебетоже исключительно деловой вопрос.

— Что же ты не позвонил? У меня встреча в другом месте.

— Да я даже помыслить не мог, что у тебя по воскресеньям сутра куча деловых встреч!

— Не куча, а всего одна, — поправил Данилов, и онизамолчали. Данилов молчал, стоя на асфальте, а Олег Тарасов — сидя в своеймашине.

— Давай я тебя на твою встречу подкину, — предложил наконецТарасов, зная, что Данилов может так промолчать до вечера, — а то ты сейчасполчаса откапываться будешь, потом еще полчаса греться. По дороге и поговорим.

— Нет, спасибо, — начал Данилов. Ему вовсе не хотелось,чтобы его подвозили туда, куда он собирался, то есть к Венику. — Мне еще нужносигарет купить, а потом обратно возвращаться неизвестно как…

— Тачку поймаешь, — сказал Олег Тарасов и, перегнувшисьчерез сиденье, распахнул пассажирскую дверь, — садись, Данилов, не ломайся. Мнеправда с тобой поговорить надо.

— Приезжай вечером, — предложил Данилов, с тоской глядя нараспахнутую дверь, и понимая, что деваться ему некуда. От Тарасова, как и отВеника, отвязаться было невозможно.

— Куда я еще вечером поеду!.. — возразил Тарасов. — Садись,не ломайся, что ты как красна девица, Данилов!

Андрей еще потоптался, понимая, что выглядит смешно, сновашагнул в сугроб и влез в машину.

— Ну вот и славненько, — заключил победитель Тарасов итронул с места.

— Ты где встречаешься-то, Данилов?

— В Жулебино.

Олег присвистнул.

— Не близко. У тебя там кто? Прораб? Или любовницу новуюзавел?

— Не завел, — сказал Данилов. — Останови где-нибудь наСретенке, мне сигарет нужно купить.

— У меня есть сигареты. Можешь пока мои курить.

— Олег, мне нужно купить сигарет, — повторил Данилов ровно,— останови, пожалуйста, у любого ларька.

— Да ради бога, — пробормотал Тарасов, — не заводись только.

Это прозвучало глупо, и Данилов, пожав плечами, отвернулся кокну.

Олег Тарасов был его «другом детства». Они вместе учились вмузыкальной школе. Андрей играл на рояле, а он на скрипке. Потом у Андреяслучился нервный припадок, его нужно было лечить, и он перестал играть. А Олегиграет до сих пор.

Олег очень хороший скрипач. Конечно, не Спиваков, но всеравно очень талантливый мальчик. И работоспособный! А техника какая, асамообладание и дисциплина! Очень достойный мальчик, очень.