— Ну как Лиссабон?

— Никак. Нормально. Я его почти не видел. У нас было триконцерта. Кстати, Светлана Сергеевна на одном присутствовала. Не поленилась, изПарижа приехала.

Данилов молчал.

Она не поленилась! Олег Тарасов был воплощением всех еенесбывшихся надежд. Ну, или почти воплощением. Все-таки он был «конечно, неСпиваков».

— Ну вот. Я тебе звонил, тебя не было, мобильного я не знаю,автоответчика нет.

— Я был в доме, который проектировал.

— Ну и как дом?

Данилов вздохнул. От дома остались одни стены, заляпанныекраской, и еще послание, сообщавшее, что «это только начало». Отвратительныйхимический запах вполз в голову, прямо в мозги, и очень захотелось курить.

— Все нормально. Там уже заканчивают.

— Ты что, по субботам тоже работаешь?

«Почему он спрашивает? Он никогда не интересовался моейработой, презирал ее, как и все остальные, кто был уверен, что для меня этаработа — просто вызов родителям и тому образу жизни, который они для меняготовили».

— По-разному, — ответил Данилов осторожно, — бывает,работаю. У меня много заказов.

— Да брось ты, Данилов! — весело сказал Олег. — Какие там утебя заказы! Ты про заказы мне ничего не рассказывай. Я тебя знаю с восьми лет,при мне можешь не выпендриваться!

Почему-то это сильно задело Данилова. Он любил свою работу изнал, что делает ее хорошо, даже очень хорошо. Тимофей Кольцов со своим домомне с неба на него упал. Годами Данилов создавал себе репутацию, лелеял ее,оберегал, брался за заказы, которые казались ему интереснее других, и дажеденьги отодвигались на второй план. Несколько лет Данилов почти голодал, нежелая ничего просить у родителей. Впрочем, они вряд ли дали бы.

— У меня полно заказов, — упрямо повторил Данилов, — и,прости, Олег, я ни в чем не хочу тебя убеждать.

— Да не надо меня ни в чем убеждать!

— А ты вчера… утром звонил? — осторожно спросил Данилов.

— Я утром машину на сервис отводил. Черт знает куда, почтиза Кольцевую. Оттуда полдня выбирался. А что?

— Ничего. — Почему-то ему показалось, что Тарасов злится нанего.

За что? За то, что Андрей отказался выступать с микрофоном,говорить «теплые слова»? За то, что придется звонить его матери и сообщать, чтопоручение не выполнено?

Олег Тарасов всегда старался угодить матери Андрея Данилова,и у него это получалось очень хорошо.

Ее «доброе отношение» было для Олега почти что пропуском врай.

— Высади меня на углу, пожалуйста.

— Я могу тебя и до подъезда довезти.

— Спасибо, не нужно. Останови. — Олегу незачем было знать,что Данилов встречается с Веником. Слушать еще одну лекцию о не правильныхотношениях с родственниками, пусть и с бывшими, Данилову не хотелось, Машиназатормозила, расплескивая мерзлую воду, и Данилов выбрался наружу, сразуувязнув ботинками в грязной снежно-соляной каше.

— Спасибо, Олег. Если будешь разговаривать с моей матерью,передавай привет.

— Ладно, не остри, — пробормотал Тарасов.

— Подожди, я заберу сигареты. — Данилов открыл заднюю дверьи потянулся за длинной коробкой. На полу, на черной резине коврика валяласьвидеокассета.

Обычная видеокассета.

«BASF»?!

— Данилов, ты чего? — спросил Олег, глядя в зеркало заднеговида.

Кое-как обернулся, неловкий от толстой куртки, и посмотрелвниз, на коврик, а потом опять на Данилова. — Что ты там увидел?

— У тебя на полу кассета лежит, — сказал Данилов напряженнымголосом.

Он хотел ее поднять и даже протянул руку, но остановился. Онпонятия не имел, что станет делать, если увидит на ней буквы «БАСФ».

— Ну и что? — Тарасов еще чуть-чуть повернулся и скосилглаза, как бы пытаясь рассмотреть кассету. — Это моя концертная запись, я ееуже месяц вожу, все вытащить забываю. Ты чего? Хочешь послушать, как я играю?

— Нет, — сказал Данилов, — нет, спасибо.

— Да пожалуйста, — насмешливо глядя на него, ответилТарасов, — сколько угодно. Ты что так всполошился?

— Все в порядке. — Так и не дотянувшись до кассеты, Даниловвзял сигареты и захлопнул заднюю дверь. — Пока, Олег.

Грязная машина тронулась с места, расплескивая воду. Даниловсмотрел ей вслед.

Тарасов не мог знать, что в субботу утром он собирается надачу Тимофея Кольцова. У Тарасова нет никаких мотивов. Зачем? Зачем ему громитьчью-то чужую дачу и писать дикие записки?! Тарасов никак не связан с егопрофессиональной деятельностью и откровенно эту деятельность не уважает, аДанилов почему-то был твердо уверен, что все дело именно в его работе. Кто-тоотчаянно ненавидит его именно из-за работы. И еще из-за смерти жены. Ты, ты вовсем виноват, убийца, иуда!

Данилов зажмурился. Ледяное крошево плескалось уже почти вботинках, и некуда было деться от этого снега, холода, серого света. Онвыбрался на утоптанный тротуар, посыпанный песком, и достал телефон.

Почему он согласился ехать с Тарасовым?! Как он теперьвернется из Жулебина в свой Последний переулок?! И воспоминания, ненужные,лишние, отнимающие остатки уверенности в себе, и разговоры идиотские, и «??еплыеслова» в микрофон, и недоеденная груша, и треснувшее детское ухо, и жалость ксебе, которую он ненавидел и которой стеснялся!..

— Здравствуйте, Надежда Степановна, — сказал он в телефон,когда ответили, — это Данилов.

— Здравствуйте, Андрей. Как вы поживаете? Что-то давно васне видно.

— Я… занят очень в последнее время. Но перед Новым годомобязательно заеду.

— Заезжайте. Мы всегда рады вас видеть. Марта, это Андрей!Ты слышишь? Трубку возьми, пожалуйста!

Данилов улыбнулся, стоя на посыпанном песком тротуаре.

Перед ним ревело многополосное грязное коричневое шоссе, заспиной толпились не правдоподобно огромные дома, как будто составленные изгигантских кубиков, набитые людьми от земли до самых крыш и также снизу доверхунабитые заботами, радостями, проблемами, ненавистью, любовью, болезнями,счастьем и несчастьем.

Что-то сильно ударило его по ноге, и он посторонился, даваядорогу тетке в нейлоновом пальто и с сумкой на колесах на прицепе.