Олег с трудом поднялся, стараясь не наступать на правую ногу— занемела, отказывалась слушаться. Менестрель удалился еще на десяток шагов,Олег неуклюже примерился, словно держал нож впервые в жизни, с силой швырнул. Вглазах потемнело, он зашатался, растопырил руки, пытаясь удержать равновесие.

Впереди раздался судорожный всхлип. Менестрель резкоразвернулся, стрела сорвалась с тетивы, пролетев над головой Олега. Глазаменестреля были безумно вытаращены, кровь совсем отхлынула от бледных щек, онстал мертвенно желтым. Поспешно выхватил другую стрелу, наложил на тетиву,натянул, прицелился в Олега. Щелкнуло, стрела пролетела мимо. Менестрельоскалился, качнулся, изо рта потекла кровь. Он медленно опустился на колени,глаза все еще с изумлением смотрели на Олега. Лук выпал, скользнул вниз потраве.

Олег подошел, сильно хромая и подволакивая ногу. Менестрельзакашлялся, кровь забрызгала подбородок, прохрипел:

— Ты сумел... Я недооценил...

— Кто послал? — потребовал Олег.

Менестрель чуть качнул головой, в глазах зажглись искорки:

— Заставить не сможешь... Я уже мертв...

Олег хмуро кивнул. Если нож ударил как должен, то кончиклезвия, пропоров мышцы спины, пробил сердце.

— Тебя сжечь или зарыть? — спросил Олег.

Кровь выплескивалась изо рта менестреля неровными толчками,сердце еще цеплялось за жизнь. Грудь часто вздымалась, там хлюпало, словноплескалась огромная рыба. Менестрель ответил угасающим голосом:

— Я огнепоклонник...

— Все четыре стихии священны, — добавил Олегбыстро. — Я могу похоронить тебя по твоему ритуалу. Скажешь?

Глаза менестреля закрывались, он пошатывался, стоя наколенях. Прошептал едва слышно:

— Возьми мой меч... Отдал за него сорок коров и двухконей...

— Именем Заратуштры, — потребовал Олег на языкефарси. — Кто послал тебя?

— Владыки Мира...

Он упал лицом вниз, уже мертвый. Олег вытащил из спины свойнож — в самом деле достал сердце! — вытер о плечо менестреля. В карманахубитого обнаружил несколько золотых монет, забрал, тяжело полез наверх. Кровьуже остановилась, но чувствовал себя таким слабым, что не отбился бы и отворобья. Менестреля не сумел бы похоронить по-европейски, даже если бы хотел. Ксчастью, по законам огнепоклонников их нельзя закапывать в землю, сжигать,бросать в воду — все четыре стихии священны, осквернять трупами нельзя, мертвоетело надлежит оставлять открыто, дабы хищные птицы и звери похоронили мертвецав своих желудках, а мелочи доедят муравьи и жуки.

Он дважды терял сознание, пока добрался до шалаша. Ройзеленых мух сплошным одеялом покрыл труп Ганима и арбалетчика, к ним ужепроторили дороги крупные желтые муравьи. К трупам они бежали с поджатымибрюшками, а обратно — с раздутыми. В крохотных челюстях Олег углядел красныеволоконца мяса.

Кони фыркали, пятились от залитого кровью человека. Олегвыгреб из тайника сумку с золотыми монетами, кляня себя, что прятал такглубоко, привязал поперек седла лошади Ганима, сам с великим трудом взобралсяна жеребца арбалетчика.

Когда он подъезжал к воротам замка Горвеля, его ждали стражис обнаженными мечами. Ворота торопливо распахнули, сам Горвель поспешилнавстречу и помог слезть с коня. Лицо рыжебородого хозяина замка было мрачным,в глазах блистали молнии. Он сжимал кулаки, орал на стражей. Примчался Томас,уже в полных доспехах, разве что забрало не опустил. Крикнул издали тревожно:

— В сече побывал, сэр калика?.. Там еще кто-нибудьостался?

— Ваш менестрель с приятелями, — ответил Олегугрюмо. Он из последних сил боролся с дурнотой. — Но ежели горишьпослушать их песни... придется идти самому. Они вряд ли скоро... вылезут изоврага.

У Горвеля задержались на двое суток. Хозяин замка орал,настаивал на двух неделях, ссылался на жуткую рану сэра калики, а в пирах даохотничьих забавах все быстренько залечится, однако к его огорчению раныязычника, кем без сомнения был этот пилигрим, затягивались по неизъяснимоймилости Христа удивительно быстро. Уже на утро второго дня на месте раныбагровел лишь безобразный шрам, да и тот на глазах опадал, терял синюшныйоттенок, белел, начинал сливаться с остальной кожей.

Горвель посматривал на калику исподлобья. Все было ясно вего мире, но с приходом боевого друга сэра Томаса и языческого паломниканачались странности. Исчез менестрель, внезапно оказался вовсе не менестрелем,а наемным убийцей... впрочем, он же в самом деле был замечательным менестрелем!Пусть он, сэр Горвель, меднолобый дурень, не разбирается в поэзии, но и ледиРовега заслушивалась песнями этого странного певца-наемника... Но и леди Ровегаможет ошибаться — женщина! — однако и другие владетельные рыцари одаривалиего за песни, переманивали друг у друга! Невозможно понять, что заставилоизнеженного менестреля оставить теплое место у камина, уйти в ночь в охоте занезнакомым человеком.

А этот мирный паломник вызывает еще больше вопросов. Если нанем так быстро рассасываются шрамы, то чистая кожа еще не доказательство, чтона ней уже не рассосались шрамы пострашнее, полученные в странствиях. А ктополучает боевые раны, тот обычно знает с какого конца браться за меч. Да и стрелысудя по восторженным рассказам сэра Томаса и этой женщины Чачар, странныйпаломник метать где-то научился. Вряд ли в мирных молитвах, постах илисозерцаниях своего пупа!

О менестреле поговорили и забыли, но не прекращалисьвозбужденные разговоры о пяти тысячах золотых динаров, которые нашел уразбойников калика. Монах-духовник сгоряча хулил Богородицу, что послала такоебогатство язычнику. Томас едва не прибил дурака, заступаясь за Пречистую Деву.Хозяин замка, Горвель мрачно напомнил, что разбойники не совсем добровольноотдали золото, не всякий сумел бы взять. Ясно же, что Пречистая Дева помогла.Наверное, язычник не безнадежен. Дева не последняя дура, чует будущегохристианина. Возможно, он уже в чем-то христианин, хотя еще не подозревает!

В первый же день, когда Олег, шатаясь в седле, добрался дозамка, он спросил Томаса:

— Вспомни, кто у тебя остался из могущественных врагов?

Чачар заботливо перевязывала ему бок, удивляясь крепостимышц, Томас подливал калике в кубок вина, морщил лоб:

— Разве что сэр Грегор Блистательный... Или сэр Балдан,я вышиб его на турнире прямо под ноги несравненной Бурнильды... В грязь, наполном скаку...

— Не заклятых, а могущественных!

— Гм, с королями не ссорился... Как мне кажется.

Он страдальчески морщил лоб, перебирал всех, кому где-тонаступил на ногу или задел локтем, но Олег уже слушал краем уха. Даже королямне повинуются так слепо, бездумно. Лишь ассасины слепо выполняют указы своихшейхов, но менестрель — чистый франк, как и Ганим, хоть и маскировался в своемзеленом халате под сарацина. Свободные гордые франки — не фанатики. МолодуюЕвропу вообще не охватила еще сеть тайных обществ, как древний Восток,погрязший в мистике, таинствах, пророчествах, поисках астральных путей длячеловечества, где не гнушаются вполне земными ядами, убийствами из-за угла.