Последние слова были довольно двусмысленны. Подразумевалось,что если мне что-то и причинит вред, то не по ее вине, – и все же что-томогло мне повредить. Я невольно улыбнулась. Такие двусмысленные обещания –вполне в духе двора, где ты должен защищать свое слово чести даже ценоюсобственной жизни.

– Я хочу, чтобы ты дала мне слово, что ни предмет, ничеловек, ни животное, ни любое другое существо не причинит мне вреда, пока яздесь.

Она снова надула губы:

– Ну, Мередит... Такая клятва?.. Я дам тебе словозащищать твою безопасность всеми способами, какие только есть в моей власти.

Я покачала головой.

– Слово, что ни предмет, ни человек, ни животное, нилюбое другое существо не причинит мне вреда.

– Пока ты здесь, – добавила она.

– Пока я здесь, – утвердительно кивнула я.

– Если бы ты опустила это добавление, я несла бы затебя ответственность всегда и везде, где бы ты ни была. – Она вздрогнула,и не думаю, что притворно. – Ты уедешь к Неблагому Двору, а это не томесто, где я хотела бы отвечать за твою сохранность.

– И никто бы не захотел, Мэви, так что не переживай.

Она нахмурилась, и я снова решила, что она не играет.

– Я не переживаю, Мередит. Не в моих силах охранятьтвою безопасность в этих темных мрачных коридорах.

Я пожала плечами.

– При темном дворе есть свет и смех, как есть тьма игоре при дворе сияющем.

– Не думаю, что в Неблагом Дворе можно найти чудесарадости и веселья, которые ждут каждого при Благом Дворе.

Я оглянулась через плечо на Дойла и Холода, обведя ихнарочито долгим взглядом. Потом медленно повернулась обратно к Мэви, позволивих красоте отразиться в моих глазах.

– Не знаю, не знаю, Мэви... И при темном дворе естьсвои радости.

– Мне доводилось слышать о разврате, царящем при дворекоролевы Андаис.

Это заставило меня расхохотаться.

– Ты слишком долго прожила среди людей. Такоеотвращение в голосе! Радости плоти – это благословение, которое следуетразделять, а не проклятие, от которого нужно защищаться.

– Ну, твой блудный страж и моя милая Мари в этомуверены, должно быть. – Она с улыбкой смотрела мне за спину. К намнаправлялись Рис и Мари. Белые локоны Риса снова спадали до талии,мальчишески-привлекательное лицо лишилось фальшивой растительности. Расшитаяжемчугом повязка опять закрыла поврежденный глаз. Он улыбался, чуть ли не хихикал,словно узнал какую-то новую шутку.

Мари тащилась за ним следом. Ее прическа была чуть менеебезупречной, чем прежде, и белая рубашка выбилась из пояса юбки. Но она веселойне казалась.

Если намек Мэви был правдив, Мари должна была улыбаться. УРиса хватает недостатков, но неумение вызвать улыбку на девичьем личике к нимне относится. Может, его и не стоит воспринимать так серьезно, как кое-кого издругих стражей – в постели или вне нее, – но в постели с ним всегда бывалоочень весело. Я заметила, что снова хмурюсь. Если он проделал что-тосексуальное с Мари, как мне следует к этому отнестись? В конце концов, он былмоим. И только моим, по воле королевы.

Я попыталась почувствовать боль, ревность или хоть обидуиз-за того, что он обжимался с Мари, – и не смогла. Может, потому, что ясама спала не только с ним. Может, чтобы ревновать по-настоящему, нужнособлюдать что-то вроде моногамии? Не знаю, если честно, но почему-то меня этопросто не взволновало. Вот если бы он переспал с ней, меня бы это задело, потомучто забеременеть должна была я, а не какая-то секретарша какой-то кинозвезды!На остальное мне было плевать.

Рис упал передо мной на одно колено, слегка потеснив Китто;но сам факт, что он по собственной воле прикоснулся к маленькому гоблину, былочень хорошим знаком. Он поднял мою руку к губам, ухмыляясь.

– Милая Мари предложила мне свои услуги.

Я подняла брови:

– И?..

– Было бы невежливо остаться безучастным к такомупредложению.

По стандартам фейри, он был совершенно прав.

– Она человек, не фейри, – заметила я.

– Ревнуешь? – спросил он.

– Нет. – Улыбаясь, я отрицательно качнула головой.

Он поднялся на ноги одним плавным движением, по пути чмокнувменя в щеку.

– Я всегда знал, что ты больше фейри, чем человек.

Мари присела возле Мэви. Лица девушки нам не было видно, ноона качала головой, и Мэви повернулась к нам откровенно возмущенная.

– Мари сказала, что ты отверг ее, страж.

– Я дал понять со всей очевидностью, что восхищаюсь еекрасотой, – ответил Рис.

– Но не воспользовался предоставленной возможностью.

– Я – возлюбленный принцессы Мередит. К чему мне искатького-то еще? Я оказал твоему секретарю все внимание, какого она заслуживала, нибольше ни меньше. – Веселье исчезло с его лица, он казался почтирассерженным.

Мэви потрепала женщину по руке и отослала ее в дом. Маристарательно избегала взгляда Риса. Думаю, она была смущена. Может, она непривыкла к тому, чтобы ее отвергали, а может, Мэви убедила ее, что деловерное...

Я встала.

– Хватит игр, Мэви.

Она потянулась ко мне, но я была за пределами досягаемости.

– Мередит, пожалуйста, не обижайся. Я не хотела тебяоскорбить.

– Ты подослала свою секретаршу соблазнить моеговозлюбленного. Ты пыталась соблазнить меня, и не из чистого желания, а изжелания управлять мной.

Она порывисто встала.

– Твое последнее утверждение – неправда.

– Но ты не отрицаешь, что велела своей прислужницесоблазнить моего любовника.

Она сняла солнечные очки, так что я смогла увидеть еерастерянность и смущение. Я могла поспорить, что она играла на публику.

– Вы – из Неблагого Двора, и все виды соблазна вамдоступны.

Настала моя очередь для растерянности.

– При чем тут мой двор? Ты оскорбила меня и моих людей.

– Вы – неблагие, – повторила она.

Я потрясла головой в недоумении:

– И что из этого следует?

– Вы не стали надевать купальные костюмы... – тихосказала она, пряча глаза.

– Что?! – снова не поняла я.

– Если бы Мари увидела его обнаженным, она могла быубедиться, что его тело чисто, за исключением шрамов.

Я нахмурилась сильнее.

– О чем ты лепечешь, во имя Госпожи и Консорта?