– Ты сказала это Таранису прямо в лицо?

– Да, – был ответ.

– Ты храбрее, чем кажешься. – Или глупее, добавилая про себя.

– Он потребовал объяснить, почему я не хочу его вмужья. Я сказала, что хочу иметь ребенка и не верю, что он сможет мне егоподарить.

Я молча смотрела на нее, пытаясь сообразить последствиятого, о чем она сообщила.

– Если твое предположение – правда, то двор можетпотребовать от короля последней жертвы. Он может потребовать, чтобы он позволилубить себя во время одного из великих празднеств.

– Да, – кивнула Мэви. – Он велел мне уехатьтой же ночью.

– Из страха, что ты кому-нибудь проговоришься.

– Разумеется, не я одна подозревала такое, –сказала она. – Адария имела двух детей от двух других мужчин, но с королемоставалась порожней столетиями.

Теперь я понимала, почему вопрос о Мэви закончился побоями.Сама жизнь моего дядюшки висела на волоске.

– Он мог бы просто отречься от трона.

Мэви приподняла очки и бросила на меня убийственный взгляд.

– Не будь наивной, Мередит. Это тебе не идет.

Я кивнула.

– Прости, ты права, конечно. Таранис тебе не поверил ине поверит. Нужно заставить его признать свое бесплодие, и единственный способсделать это – обвинить его перед двором, при всех. А значит, тебе нужно еще дотого убедить в своей правоте достаточно многих.

Она покачала головой.

– Не может быть, чтобы подозревала правду я одна. Егосмерть вернет плодородие нашему народу. Вся наша сила происходит от короля иликоролевы. Я уверена, что неспособность Тараниса к отцовству обрекла набездетность всех прочих.

– При дворе еще рождаются дети, – возразила я.

– И сколько из них – чистой крови благих сидхе?

Я подумала пару секунд.

– Не знаю точно. Большинство из них родились задолго доменя.

– Я знаю, – сказала она, подавшись вперед. Все еежесты внезапно стали совершенно серьезными, без заигрывания, без шуток. –Ни одного. Все дети, родившиеся у нас в последние шесть столетий, –смешанной крови. Либо появившиеся в результате насилия во время войн снеблагими, либо продукты скрещивания, подобные тебе самой. Смешанная кровь –более сильная, Мередит. Наш король обрек наш народ на вымирание, потому что онслишком спесив, чтобы отречься от трона.

– Если он отречется по причине своего бесплодия, другиевсе равно могут потребовать его смерти, чтобы наверняка обеспечить успех.

– Они так и сделают, – подтвердила Мэви. –Если обнаружат, что я сообщила ему о его маленькой проблеме сто лет назад.

Она была права. Если бы Таранис ничего не подозревал, онимогли бы простить и позволить ему просто покинуть трон. Но целый век знать иничего не сделать... За такое они по капле распылят его кровь над полями.

Журчание голосов заставило меня обернуться. Пришедшиймужчина обменивался любезностями с теми, кто сидел под зонтиком. Он повернулсяк нам с улыбкой, сверкнув белоснежными зубами. Во всем остальном он был такявно нездоров, что искусственное совершенство улыбки лишь подчеркнуло серостькожи и ввалившиеся глаза. Болезнь настолько его изъела, что я узнала ГордонаРида лишь через несколько секунд. Он был режиссером, который вывел Мэви измассовки в звезды. Мне вдруг представилось его разложившееся тело в могиле иэти зубы, единственно не тронутые тлением. В тот же миг я поняла, что этотжуткий образ – истинное предвидение. Он умирает.

Знал ли он об этом?

Мэви протянула ему руку. Он взял ее гладкую золотистуюладонь в свою морщинистую, коснулся поцелуем совершенной кожи. Как он долженбыл себя чувствовать, видя свою уходящую молодость, наблюдая постепенноеумирание своего тела, – когда она оставалась неизменной?

Он повернулся ко мне, не выпуская ее руки.

– Принцесса Мередит, как любезно с вашей стороны нассегодня навестить.

Фраза была такой светской, такой обыденной, словно это былсамый обычный вечер у бассейна.

Мэви похлопала его по руке.

– Присядь, Гордон.

Она уступила ему шезлонг, пересела на бортик бассейна, оченьнапомнив Китто несколькими минутами ранее. Гордон тяжело опустился в кресло, илишь дрогнувшие веки выдали, что движение причинило ему боль.

Мэви сняла очки, продолжая смотреть на него. Она смотрела нато, что осталось от высокого, красивого мужчины, за которого она вышла замуж.Она смотрела на него так, словно каждая косточка под этой посеревшей кожей быладрагоценной.

Одного этого взгляда было достаточно. Она любила его. Онадействительно любила его, и они оба знали, что он умирает.

Она положила голову на его морщинистую руку и взглянула наменя широко открытыми синими глазами, которые чуть-чуть слишком ярко блестелипод солнечным светом. Блестели не из-за гламора. Из-за непролитых слез.

Она заговорила тихо, но голос был чистым.

– Мы с Гордоном хотим ребенка, Мередит.

– Сколько... – Я осеклась. Я не могла спроситьвслух, не при них двоих.

– Сколько осталось Гордону? – задала мой вопросМэви.

Я кивнула.

– Шесть... – Голос Мэви сорвался. Она попыталасьсправиться с собой, но ответить пришлось все же Гордону.

– Шесть недель, может быть, три месяца на ногах. –Его голос был спокойным, смирившимся. Он потрепал Мэви по шелковистым волосам.

Мэви повернула голову вверх и пристально поглядела на меня.Ее взгляд не был ни спокойным, ни смирившимся. Он был неистовым, почтибезумным.

Теперь я понимала, почему сотню лет спустя Мэви рискнулавызвать гнев Тараниса, обратившись за помощью к другому сидхе. У Конхенн,бессмертной богини весны и красоты, не осталось времени.

Уже стемнело, когда мы добрались до моей квартиры. Я моглабы сказать "домой", но это было бы неверно. Она никогда не быладомом. Это была всего лишь квартира на одну спальню, первоначально рассчитаннаяна одного человека. Мне и в голову не приходило, что со мной может поселитьсякто-то еще. А теперь я пыталась разместить здесь еще пятерых. Сказать, что мыбыли несколько стеснены в пространстве, – прозвучало бы жуткимпреуменьшением.

Удивительно, но мы почти не разговаривали ни по дороге кофису, где сменили фургончик на мою машину, ни на пути к квартире. Не знаю, чтобеспокоило остальных, но меня зрелище умирающего чуть ли не у меня на глазахГордона Рида лишило всякого энтузиазма. Если совсем честно, то еще большеподействовало то, как на него смотрела Мэви. Бессмертная, по-настоящемуполюбившая смертного. Такое всегда кончается плохо.