поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем замешательстве отступил. На верхней ступеньке стоял седой гражданин в костюме старого покроя, но еще довольно аккуратном. Галстук на нем стоил марок семь, но удачно сочетался с металлической заколкой марок за пять.

— О, какие люди… и без охраны! — страстно замычал Тихон. — Партия пришла, молочка принесла. Конрад Карлович, проходи, дорогой, гостем будешь.

Конрад Карлович, смущенный присутствием в дворницкой постороннего, голые фиолетовые ступни которого только сейчас увидел из-за края стола, смутился и хотел было бежать, но Владимир Вольфрамович живо вскочил и низко склонился перед Конрадом Карловичем.

— У нас хотя и не Женева, но милости просим к нашему шалашу.

— Здравствуйте, — вынужден был сказать Конрад Карлович. Он был страшно напряжен. — При чем тут Женева?

— Как при чем! — воскликнул Семаго. — Конгресс европейских партий будет именно в Женеве. Собираетесь туда?

— Нет, — испугался Конрад Карлович.

Благородный нос Семаго явственно чуял запах

жареного. Собеседник проигрывал ему. Наступление срочно надо было развивать.

— Почему? Неужели серьезные международные связи повредят партии?

— Ну, тут надо разобраться…

— Пока Сталин разбирался, Минск взяли на пятый день. Надо упреждать события, а не плестись в хвосте. Они еще не успели договориться насчет конгресса, а мы уже в Женеве занимаем места в — Простите, а кто вы такой? — нервно поинтересовался седой.

— Моя фамилия Семаго. Может, слыхали?

— Не слышал.

— Ну да, откуда же политическому деятелю может быть известно имя Владимира Семаго? Директор-распорядитель программы «Взгляд». Слышали такую программу?

— Слышал, — почти крикнул Конрад Карлович, находящийся уже на грани сумасшествия.

— Почему не спрашиваете, какой повод привел меня в этот весьма скромный офис господина Тихона? Скажу честно: сюжет получится очень занимательный. Политическая партия, которая обещает улучшить жизнь целому народу, обманывает одного честного труженика, не выплачивая ему вот уже полгода зарплату. Как вам сюжет?

— Это надо еще посмотреть, за что платить, — заверещал Конрад Карлович. — Сегодня к нам приходил иностранный журналист, дверь открыл в подъезд и ногой попал в собачьи какашки. За что же платить?

Тут уже ввязался в разговор дворник.

— За что платить? А зимой слякоть, а ваши только мусор бросают… А ремонт шел, сколько я вытаскивал!

— Ремонт не мы делали.

— Не вы делали. А платить вы обещали или не вы?

— Мы обещали доплачивать, а не платить. Но за собачьи какашки мы платить не собираемся.

Дворник уже был готов изложить свое мнение о партии, Конраде Карловиче, его маме и других родственниках в полном, не урезанном виде и даже подкрепить речь активными мероприятиями, но Семаго не дал ему слова.

— Тише, граждане! — сказал великий комбинатор. — Мы все являемся свидетелями постыднейшей сцены. Унижение маленького человека всегда было элементом советской системы. Мы думали, что с приходом демократии этому будет положен конец. Мы надеялись, что новые политики откажутся от этого раз и навсегда. А что же мы видим на практике? Полное пренебрежение интересами людей. Господин Тихон, который только и занят тем, что обслуживает вас и ваших коллег, долгие месяцы не получает законного вознаграждения за свой труд. Ему не на что купить хлеб, от него ушла жена, он умирает…

Тихон пытался было что-то возразить, но опять же не смог.

— …в то время как вы, политики, купаетесь в роскоши, ездите на конгрессы в Женевы, питаетесь в лучших ресторанах…

Здесь уже Конрад Карлович хотел что-то вякнуть, но тоже не получилось. Семаго продолжал наносить удары.

— …К вашим услугам лучшие автомобили, современные здания, самые красивые девушки. Вы устали от дач за зеленым забором и черной икры. А господину Тихону жить вечно в дворницкой без зарплаты. Завтра об этом мы сделаем репортаж, и миллионы людей в стране задумаются. Пусть задумаются о том, что кто-то может позволить себе полгода не платить за газ и электроэнергию и не бояться никаких санкций. Потому что одним позволено в этой стране все, а другим ничего. Потому что одни в этой стране вечные хозяева, а другие — вечные рабы.

— Мы не платим по объективным причинам. У нас сейчас нет денег, — заявил Конрад Карлович.

— У женщин раз в месяц бывают объективные причины, — рявкнул Семаго и строго добавил: — Платите деньги, иначе я ославлю вас на всю Россию. Кстати, дайте телефончик журналиста, который попал сегодня в собачье дерьмо. Я хочу взять у него интервью.

— Зачем? Не надо… — окончательно сломался Конрад Карлович. — Мы заплатим.

— Послушайте, любезный. Вы, случайно, не служили раньше ответственным работником КПСС?

— Я был освобожденным секретарем партийной организации.

— Партийной организации Комитета государственной безопасности? — Семаго посмотрел в глаза собеседнику.

— Нет… Нет! — закричал тот. — Большого издательства.

— Узнаю стиль и методы мелкой номенклатуры. Слова, пустые обещания, туманные намеки. Дайте денег для ветерана тыла! — заорал Семаго. — Сколько наличных с собой?

— Хорошо, я заплачу… Не все, конечно. Из своих денег. Я вынужден из своих. На счету сейчас пусто. Но я вас попрошу не делать никаких репортажей.

— Это что, подкуп? За святые деньги господина Тихона вы еще хотите меня подкупить? Не получится. Денег не хватит.

— Не получится! — зачем-то крикнул Тихон, до того с изумлением наблюдавший борьбу своего недавнего знакомого за его, тихоновские интересы. Впрочем, вступление дворника было к месту: он как бы открыл второй фронт.

— Попрошу внести требуемую сумму, — сухо сказал Владимир Вольфрамович.

— Да, — подхватил дворник.

Конрад Карлович пожалел, что пришел сегодня в дворницкую из-за этих идиотских собачьих испражнений. В конце концов, пусть бы себе лежали, когда-нибудь ведь их бы убрали.

Он вытащил бумажник, долго пересчитывал деньги, наконец протянул рваные бумажки Семаго.

— Вы пошлый человек, — сказал Вольфрамович. — Вы хотите потом рассказывать, что лично давали руководителю программы «Взгляд». Запомните, я из чужих рук деньги не беру. Господин Тихон, проведите инкассацию.

Тихон не знал, что такое «инкассация», но по тону командора и по смыслу ситуации безошибочно понял, что сумму надо забирать. Он сделал это быстро и легко.

— Пересчитайте. Все ли на месте? — приказал Семаго.

Тихон пересчитал.

— А за последний месяц? — спросил он.

— За последний месяц потом… — отозвался партийный деятель. — У меня с собой нет столько… Я же не знал.

Тихон хотел пуститься в атаку, но Семаго неожиданно смилостивился.

— Ладно, остатки в другой раз. Ведь Конрад Карлович не кассир, а видный руководитель. Кстати, на одну секунду…

Великий комбинатор взял дворника за локоть, отвел в сторону и шепотом объявил:

…Я думаю, вы должны помочь своей любимой программе «Взгляд», которая только что помогла вам. Камеры нынче дороги…

Аккуратным, незаметным движением Семаго вытащил часть ассигнаций из рук очумевшего дворника и со словами «Дай нам, братец, поговорить тет-а-тет»