они — члены Консервативной партии. Теперь они честные партийцы, для которых интересы народа важнее личных. Они пойдут в огонь и в воду, может быть, и погибнут за партию. Вспомните Павла Власова из романа Горького «Мать», он ведь тоже сначала был братвой, пьянствовал и ходил в красной рубахе, а потом превратился в настоящего революционера.

Лысый молчал, видимо, сопереживая Павлу Власову.

Бизнесмены тоже были потрясены совершенно новой оценкой их личности. И тут отлично подыграл Конрад Карлович:

— Я думаю, — авторитетно заявил он, — вопрос надо решить положительно. Тем более господин Семаго лично занялся вопросом.

«Молодец, — пронеслось в голове комбинатора. — Кажется, этот старый пень начинает что-то соображать».

— Да, именно так, — с этими словами Вольфрамович вскочил. — Я приперся сюда как идиот по утренней заре. Обычно в это время я еще в постели, целую грудь своей любовницы. По какому-то бредовому вопросу — открытие палаток. На мне костюм «Армани», ботинки «Инспектор», износ моей одежды в час больше чем твоя зарплата за месяц, — кричал он директору. — А у вас у входа лужи, как в колхозном поселке. Палатки — не Ялтинские и не Потсдамские соглашения, их нечего обсуждать. Итак, договор подписывайте завтра, с силовыми структурами я утрясу сам, если надо, подключим депутатский корпус. Долю будете получать раз в месяц от него. — Семаго ткнул пальцем в одного из бизнесменов. — Мы будем встречаться редко, очень редко. Только по поводам исключительной важности: переворот в государстве, приезд Майкла Джексона, приход налоговой полиции. Не смею больше задерживать, в час совещание у премьера в Кремле, а я еще не читал бумаги.

Руководитель операции направился к двери. Директор успел только сказать:

— Может… по коньячку… по пятьдесят… за знакомство.

— Извините, не могу. Времени нет. И к тому же неприлично днем дышать на премьера перегаром. Он мне и так в прошлый раз сделал замечание: говорит, Володя, почему от тебя пахнет луком? Ну я же не виноват, что французы на обеде у посла накормили луковым супом. Суп-то отличный, но запах… Я ухожу, а вы оставайтесь, обсудите детали…

Тут Семаго перехватил взгляд директора на его, Семагины, часы…

— Что, просек фишку золотого «Ролекса», — улыбнулся руководитель. — Молодец, красавец…

Семаго обнял директора и страстно поцеловал его в щеку.

— У тебя будут такие же. Даю слово. Теперь работаем вместе.

Спорткомплексовский начальник стоял совершенно ошалевший. Когда великий комбинатор уже открывал дверь, спорткомплексовский спросил его вдогонку:

— Я вас где-то видел. Вы у зампреда спорткомитета Кретинина бываете?

— Никогда… — категорично ответил Семаго. — Никогда не бываю у зампредов. Бываю только у первых лиц.

Поставив такую жирную точку, руководитель операции уехал. На следующий день молодые бизнесмены прикатили в штаб-квартиру партии с ящиком шампанского. Дело было сделано. Директор стал их лучшим другом. Еще через день были оплачены все долги партии. Через неделю Семаго катался на иномарке и председательствовал на партсобраниях. Конрад Карлович купил жене кольцо ко дню рождения. Чеховскому досталась ручка «Паркер», а с дворником рассчитались до конца, от чего тот пил с утра до вечера и мочился в урны для мусора.

Короче, жизнь для многих вдруг обрела смысл.

Глава 2.

Уроки французского

— А к проституткам мы пойдем? Вы обещали, что мы увидим проституток, — скулил Конрад Карлович.

— Конечно, увидим, — отзывался комбинатор. — Более того, они нас тоже увидят. Они увидят нас сильными и богатыми. Предпочтение отдадим тем, кто знает хотя бы три слова на русском языке, например, «пожалюста», «пасибо» и «таварич», — произнес он с характерным акцентом. — В плен брать не будем, только до победного конца. Не посрамим честь новых русских.

— Мы с вами не новые русские, — вздохнул Конрад Карлович, — у нас нет столько денег.

— Зато мы люди идеи. Вас разве не учили в советской школе, что идея стоит выше денег? Или, может, вы заканчивали другую школу, в Лэнгли, в штаб-квартире ЦРУ?

— Я даже не был в Америке, — опять вздохнул Карлович.

— Не были — будете. Изучайте пока Париж. Вот смотрите — там вдали Эйфелева башня.

Партийная делегация вот уже третий день слонялась по Парижу. Приехала делегация по приглашению того самого бывшего швейцара из «Метрополя», о котором тепло вспоминал дворник Тихон в ходе исторического первого разговора с Вольфрамовичем в дворницкой. Звали швейцара Эдиком. Собственно, Тихон и вывел Семаго на швейцара Эдика. Семаго в ответ обещал взять Тихона с собой в Париж, но потом, договорившись о поездке напрямую с Эдиком, в резкой форме отказал дворнику, потому как тот всегда дурно пах и плюс не был членом партии.

— Я в ту-то партию не вступил, а в вашу-то подавно, — кричал обиженный дворник великому комбинатору. — Это я вас познакомил. Это мой друг. Гаишник ему честь отдавал. С Новым годом, положим, буду говорить, я его всегда поздравлял. И с Пасхой… Я тоже хочу в Париж. Это мой друг.

— Участковый — твой друг, — сухо отрезал командор и добавил: — Будешь выступать, сделаю тебя вообще невыездным.

После таких слов Тихон сдулся и вернулся к своему основному виду деятельности — благоустройству территории.

Экс-швейцар Эдик оказался типом незаурядным. В Париж его вытянули бывшие клиенты «Метрополя» из числа писателей и журналистов. Эдик перепробовал кучу профессий, пока наконец не залез потихоньку в издательский бизнес, сделав маленькую фирмочку. Он издавал какие-то блатные песни и анекдоты и даже сподобился сам написать порнографический роман, который стал известен среди русских в Париже. Злые языки, правда, утверждали, что реальные деньги Эдик имеет от торговли кокаинчиком, но это, как говорится, не пойман — не вор. На родине в советское время его тоже таскали на Петровку за торговлю водкой после одиннадцати вечера, но ведь ничего не доказали.

Эдик принимал партийцев хорошо. Во-первых, он нашел доброго француза, который оплатил делегации авиапролет в оба конца и проживание в гостинице. Сделал это француз по политическим соображениям — он очень не любил большевиков и радовался, что в России появилось много партий. Семаго при встрече со спонсором намекал, что новые партии в России испытывают естественные в их ситуации материальные трудности и, конечно, рады всякого рода содействию. В разговоре Семаго выдал фразу, которая, конечно же, войдет в учебник истории партии консерваторов. На вопрос «Что же вам нужно?» он ответил:

— Нам нужно все: от гвоздя до космического корабля.

Приобретать космический корабль для партии француз не стал, но согласился выйти на нижний уровень требований — дал на гвозди. Хотя не без колебаний.