Шарова, его острые голубые глаза устремлены на меня, их пронзительная интенсивность не позволяет отвести взгляд. Отдельная столовая этого отмеченного звездой Мишлен ресторана, несомненно, была его идеей. Он преуспевает в контроле, и эта обстановка не исключение.

Я тянусь к бокалу с вином, взбалтываю насыщенно-красную жидкость, прежде чем сделать глоток. — Знаешь, Серж, ты мог бы просто отвести меня в кафе, как нормальный человек. Это кажется… чрезмерным.

Его ухмылка слабая, но несомненная. — Ты не совсем нормальный человек, Кьяра. Излишества тебе к лицу.

Я закатываю глаза, ставя стакан на стол с тихим стуком. — Лесть тебе не к лицу, Шаров. Давай прекратим пустые разговоры. Чего ты хочешь?

— Прямо к делу. — Его голос спокоен, даже дразнящий. Он откидывается на спинку стула, излучая уверенность, которая одновременно и бесит, и притягивает. — Мы доберемся туда. В конце концов.

Я раздраженно вздохнула. — Ты ведь потащил меня сюда не просто так, да? Или это просто твой способ позлорадствовать по поводу выигрыша в карточную игру?

Его ухмылка становится шире. — Это было приятно, не буду врать, но нет. Тут есть еще кое-что.

— Тогда выкладывай. — Я прищуриваюсь, слегка постукивая пальцами по столу. — Шаровы ничего не делают без мотива. Так какой у тебя?

Он не отвечает сразу, а вместо этого не торопясь отпивает свой напиток. Это намеренно, расчетливо, как будто он хочет, чтобы я варилась в тишине. Наконец он ставит стакан и наклоняется вперед, положив локти на стол.

— Расширение, — просто говорит он, и это слово повисает в воздухе, словно вызов.

Я поднимаю бровь. — Расширение?

Серж кивает. — Братва расширяет свой курортный бизнес в Европе. У нас уже есть ключевые локации в нескольких странах, но Италия… Италия — это другой зверь. Здесь требуются утонченность, местные связи, кто-то, кто понимает ландшафт. Кто-то вроде тебя.

Я смеюсь, звук резкий и недоверчивый. — Ты думаешь, я просто так передам интересы своей семьи Шаровым? Ты действительно смелый.

— Я предпочитаю думать об этом как о чем-то практичном. — Его тон небрежен, но в его глазах проглядывает нечто большее. — Выслушай меня. Братва инвестирует шестьдесят процентов, но мы заберем пятьдесят пять от прибыли. Твой семейный бизнес получает на пять процентов больше прибыли, чем если бы ты работала в одиночку. Это хорошая сделка, Кьяра.

Я смотрю на него, пытаясь понять его намерения. — Почему Италия? Ты мог выбрать что угодно.

— Италия — прибыльное дело, и твоя семья все еще имеет там влияние, несмотря ни на что. Кроме того, — он наклоняется ближе, понижая голос, — мне нравится идея нашей совместной работы.

Моя грудь сжимается, смесь раздражения и чего-то, что я не могу точно назвать. — Значит, дело не только в бизнесе, да?

— Все дело в бизнесе, — говорит он спокойно, хотя легкий изгиб его губ говорит об обратном.

Я делаю еще один глоток вина, мне нужно время, чтобы подумать. Предложение, несомненно, хорошее. Моя семья могла бы воспользоваться поддержкой, а объединение с Братвой — хотя и рискованное — может на самом деле стабилизировать наши операции. Но это Серж Шаров. Партнерство с ним означает играть в опасную игру, и я не уверена, готова ли я снова проиграть.

— А что ты с этого получишь? — наконец спрашиваю я, и мой голос звучит ровно.

Он наклоняет голову, изучая меня. — Я уже говорил тебе. Расширение. Прибыль. Плацдарм в Италии. Это взаимовыгодно, Кьяра. Ты выигрываешь, я выигрываю.

Я прищуриваюсь. — Вы не делаете ничего взаимовыгодного. В чем подвох?

Его волчья ухмылка заставляет меня дрожать. — Загвоздка в том, что тебе придется иметь дело со мной. Думаешь, ты справишься с этим?

Я сопротивляюсь желанию снова закатить глаза, хотя мое раздражение ощутимо. — Ты невыносим.

— И все же, ты здесь, — возражает он, его ухмылка не дрогнула.

— Это хорошая сделка, — говорю я, заставляя себя улыбнуться, чтобы скрыть растущее внутри меня напряжение. — За исключением одной маленькой детали — знаешь, твой старший брат убил моего отца. Это не делает тебя идеальным деловым партнером, не так ли?

Его ухмылка исчезает, сменяясь жестким выражением, которое пробирает меня до дрожи. Изменение в его поведении быстрое, почти пугающее, и все же я удерживаю его взгляд, отказываясь отступать.

Серж наклоняется вперед, опираясь локтями на стол, его голубые глаза холоднее, чем когда-либо. — Давай не будем переписывать историю, Кьяра, — говорит он, его голос тихий и стальной. — Твой отец был не совсем невиновен. Или ты забыла, что он хладнокровно убил моего дядю?

Моя грудь сжимается, но мне удается сохранять самообладание. Это то, к чему все всегда возвращается — кровавая история между нашими семьями, бесконечный цикл мести и потерь. — Я не забыла, — говорю я спокойно, хотя воспоминания жалят. — Мой отец теперь мертв, благодаря вам, Шаровы. Думаю, вы бы назвали это прогрессом?

Он выпрямляется, уголок его рта дергается в мрачной улыбке. — Война окончена, Кьяра. Сейчас важно то, что будет дальше. Прогресс, как ты сказала. Я не пригласил тебя на ужин, чтобы пережевывать старые обиды. Я пришел сюда с возможностью. Используй ее или нет. Выбор за тобой.

Я чувствую вспышку гнева от его пренебрежительного тона, но я проглатываю ее. — Если я откажусь? — бросаю я вызов. — Что будет тогда?

Его взгляд неотступно устремляется на меня. — Тогда для меня ничего не изменится. Братва будет двигаться вперед с тобой или без тебя. Единственная разница в том, будет ли имя Винчи стоять рядом с нами — или же оно еще больше растворится в безвестности.

Его слова жалят, не из-за их резкости, а потому что в них есть правда. С тех пор, как моя семья рухнула, мы продираемся обратно к значимости, и дорога эта была совсем не легкой. Объединение с Шаровыми могло бы снова обеспечить нам место, но какой ценой?

— Прогресс, — повторяю я, и слово это горько на языке. — Это все, что тебя волнует?

Его челюсть слегка напрягается, хотя выражение лица остается бесстрастным. — Это то, о чем меня учили заботиться. От этого зависит выживание.

На мгновение никто из нас не говорит, тяжесть нашей общей истории тяжело висит в воздухе. Наконец я откидываюсь назад, скрещивая руки на груди. — Ты безжалостен, ты знаешь это?

Его губы кривятся в слабой ухмылке, хотя она не достигает его глаз. — Ты тоже. Вот почему это может сработать.

Смелость его уверенности почти заставляет меня смеяться, но вместо этого я качаю головой. — Я подумаю об этом, — повторяю я, на этот раз с большей категоричностью.

— Подумай. — Он тянется за бокалом, поднимая его в непринужденном тосте. — Только не задерживайся. Прогресс никого не ждет.