— Я не отвлекаюсь, — говорю я, и в моем голосе слышны стальные нотки. — Я сосредоточен. Я точно знаю, что делаю.

Роман подходит ближе, выражение его лица серьезное. — Ты? Потому что мне кажется, что ты ввязываешься во что-то личное.

— Почему не оба? — Я одариваю его ухмылкой, но она быстро исчезает, когда я отворачиваюсь к окну. — Кьяра Винчи амбициозна, хитра и яростно предана наследию своей семьи. Именно поэтому она мне нужна. Она будет бороться со мной на каждом шагу, и когда я выиграю, это будет гораздо приятнее.

Роман скрещивает руки на груди, его голос тихий и предупреждающий. — Ты ее недооцениваешь. Она может выглядеть так, будто подыгрывает, но не забывай, кто она. Если ты надавишь на нее слишком сильно, она набросится на тебя со всем, что у нее есть.

Я медленно киваю, моя улыбка возвращается. — Хорошо. Я бы не хотел, чтобы она все упрощала.

Роман ругается себе под нос, проводя рукой по лицу. — Ты сумасшедший.

— Я предпочитаю решительность. — Я поворачиваюсь к нему, и мое выражение лица становится серьезным. — Она не единственная, кто может что-то здесь выиграть. Она хочет отомстить. Я хочу власти. У нас обоих есть мотивы, и это делает игру честной.

— А что, если ты проиграешь? — бросает вызов Роман, прищурившись.

— Я не проигрываю, — говорю я просто, и мой тон окончательный.

Роман вздыхает, его разочарование очевидно, но он больше не спорит. Когда он уходит, я прислоняюсь к окну, мои мысли возвращаются к Кьяре. Ее непокорность, ее красота, ее огонь — все это подпитывает во мне что-то, чего я не ожидал. Я знаю, что она опасна, и я знаю, что у нее есть свои собственные планы. Это только заставляет меня хотеть ее еще больше.

Роман прочищает горло и встает. — Я оставлю тебя, босс.

Я смотрю на городской пейзаж, когда он уходит, огни бесконечно простираются передо мной. Шаги Романа затихают, оставляя меня наедине со своими мыслями. Или, точнее, со своими отвлечениями. Потому что как бы я ни старался сосредоточиться, мои мысли продолжают возвращаться к ней.

Кьяра Винчи.

Это имя само по себе является противоречием — резким напоминанием об огне, который она несет, сопоставимом только с ледяным контролем, который она проявляет, когда ей это нужно. Ее длинные темные волосы, всегда идеально уложенные, обрамляют лицо, которое может обезоружить любого: острые скулы, пронзительные темные глаза и губы, которые каким-то образом умудряются выглядеть одновременно мягкими и непреклонными. Она стройная, ее фигура обманчиво хрупкая, но в том, как она себя преподносит, есть сила. Я видел это. Та тихая сила, которая лежит прямо под поверхностью.

Платье, которое она надела вчера вечером…

Я качаю головой, раздражаясь на себя за то, что позволил своим мыслям так далеко уйти от цели. Нет смысла фантазировать о ней. Она опасна. Коварна. И все же, воспоминание о ее ухмылке, о том, как она вскинула подбородок в знак неповиновения, — все это остается, терзая мое внимание. Влечение кажется таким же неизбежным, как и бесящим.

Мой телефон жужжит на столе, вырывая меня из задумчивости. Я хватаю его, глядя на идентификатор звонящего.

Макар.

Я провожу пальцем, чтобы ответить, откидываясь на спинку стула. — Кузен, — приветствую я, мой голос резкий от нетерпения.

— Серж, — отвечает он мягко. В его тоне, как всегда, чувствуется легкая нотка превосходства. Макар всегда отличался изысканными манерами, дипломатическим налетом. Я предпочитаю более прямой подход. — Надеюсь, дела в Чикаго идут хорошо?

— Конечно, — коротко говорю я. — Чего ты хочешь, Макар?

Он тихонько посмеивается, звук скрипучий. — Прямо к делу. Я восхищаюсь этим. Я слышал о твоем маленьком предприятии в Монако. Девушка Винчи. Смелый шаг.

Его упоминание о Кьяре сжимает что-то в моей груди. Я ненавижу, как легко ее имя впутывается в мои дела. — Есть ли смысл в этом звонке, или тебе просто скучно?

Макар вздыхает, изображая раздражение. — Всегда такой колючий. Я позвонил, чтобы напомнить тебе, что семья Винчи уже не та, что была раньше. Они могут быть тенью себя прежнего, но тени имеют свойство подкрадываться незаметно.

— Я знаю, что делаю, — резко отвечаю я, раздражение выплескивается наружу. — Мне не нужны твои советы.

— Конечно, нет, — спокойно отвечает Макар. — Просто помни, Серж, наши враги не всегда очевидны. Иногда они — те, кто улыбается больше всех.

Я сжимаю челюсти, ненавидя намек. — Если это все, то мне есть над чем работать.

— Еще одно, — говорит он, прежде чем я успеваю повесить трубку. — Я надеюсь, ты будешь на семейном сборе на следующей неделе?

Мысль о том, чтобы пообщаться с родственниками, притвориться, что тебя волнуют их пустяковые проблемы, почти заставляет меня тут же повесить трубку. — Я буду там.

— Хорошо. Важно, чтобы мы выступили единым фронтом. До встречи, Серж.

Он вешает трубку, прежде чем я успеваю ответить, оставляя меня с растущим чувством раздражения. Макар всегда имеет привычку подкалывать меня, но на этот раз, правда за его словами жалит.

Кьяра — не просто отвлекающий маневр. Она — угроза. Прекрасная, опасная угроза, от которой я, похоже, не могу держаться подальше.

Я бросаю телефон на стол, откидываюсь назад и провожу рукой по лицу. Мой почтовый ящик переполнен сообщениями, требующими моего внимания, но все, о чем я могу думать, это как Кьяра смотрела на меня вчера вечером — дерзко, смело, совершенно опьяняюще.

Впервые за долгое время я не просто играю в игру. Я в нее вложен. Это опасное место.

Глава 4 — Кьяра

Равномерный гул реактивного самолета заполняет салон, смешиваясь с редким звоном бокалов, когда я кручу вино в руке. Глубокая красная жидкость ловит тусклый свет над головой, мерцая, как жидкий огонь.

Мой взгляд устремляется к бесконечным просторам облаков за окном, но мой разум не так спокоен, как вид. Данте сидит напротив меня, его выражение лица спокойно, но глаза пронзительны. Он уже некоторое время молчит, наблюдает, ждет. Я чувствую тяжесть его суждения, хотя он пока его не озвучил.

Когда он наконец прочищает горло, это прорезает тишину каюты, словно нож. — Как ты думаешь, что скажет Лоренцо, если узнает об этой маленькой… договоренности?

В его голосе звучит та самая нота неодобрения, которую я ожидала, но она все равно действует мне на нервы. Я смотрю на него, выгнув бровь, и ставлю стакан на стол между нами. — Лоренцо не заботится обо мне, Данте. Почему меня должно волновать, что он думает?

Данте слегка откидывается назад, скрещивая руки