– Сарданапал беспокоится: вернулась ли к тебемагия?.. – повторил он за Готфридом. – Магия… Тибидохс… Магия… Когдаже, где же это было?

Генка стиснул виски руками. Голова у него раскалывалась.Ночной визит «мадемуазель Склепофф» и связанные с ним чудеса переполошили его.Старая блокировка, поставленная Медузией, не выдерживала натиска новых впечатленийи трещала по швам. Стирая у Бульонова память после той истории с фигуркой,доцент Горгонова никак не предполагала, что ему вновь придется столкнуться счем-то выходящим за грань обычного, иначе выбрала бы другое, более глобальноезаклинание.

– Летающий пылесос… Нет, тогда был не пылесос. Скрипка?Гитара? Нет, больше! Кон… контрабас… Она же называла его только что: КОНТРАБАС!Я вспомнил… Тибидохс!.. Я тоже мог там учиться, но меня не взяли! Проклятаяфигурка! – крикнул он.

В коридоре зашаркали тапки. Поняв, что разбудил маму, Генкаторопливо выключил свет и бросился в кровать.

– Не хочу быть лопухоидом! Не хочу! Плохо мнездесь! – шептал он, слушая, как поворачивается дверная ручка.

Вновь вспыхнул свет. Мама стояла в проеме – крохотная, ноубийственно решительная.

– Я знаю, что ты не спишь! Не притворяйся!

– А… Что? Где?.. Я спал! – притворяясь, чтозевает, недовольно возразил Генка.

– Не ври. Ты даже не щуришься от света. Почему окнооткрыто? С кем ты разговаривал? – требовательно спросила мама.

– У меня была девушка, – сказал Генка. Порой,чтобы обмануть, проще всего сказать правду.

– В самом деле? И где же она?

– Вышла через окно.

Мама покосилась на раму и хмыкнула. Она реально смотрела навещи. Девушки, выходящие через окно восьмого этажа, чаще оставляют след наасфальте, чем в чьей-то жизни.

– Больше не смей открывать даже форточку! Форточки,как, кстати, и девушки, придуманы для здоровых людей, а не для такихболезненных, как ты! – проговорила она. – Тебе все ясно?

– Так точно, – басом сказал Генка.

– Не «так точно», а «да, мамочка!».

– Да, мамочка!

– И не вздумай больше включать по ночам компьютер. Твоибредовые книжки я тоже забираю. Получишь после экзаменов, если сдашь все тесты.Большего я от тебя не ожидаю.

Мама плотно закрыла окно, собрала с пола оккультные книгиБульона и, бросив на сына еще один пытливый взгляд, вышла. В комнате сразустало душно и тошно, как в каземате. Генка лежал и тупо таращился в белеющийнад ним потолок.

– Я не лопухоид… Не лопухоид! Не хочу здесь, хочу вТибидохс! – повторял он одними губами.

Мама давно спала праведным сном инквизитора, только чтоспалившего десяток ведьм, а Бульон все смотрел в потолок и повторял, повторял,повторял одно и то же. Никогда и ничего прежде он не желал с такой чудовищнойсилой. Он почти зримо ощущал, как потоки желания отрываются от него ибомбардируют Вселенную, просачиваясь во все миры.

И с каждым новым повторением что-то менялось в самом Бульоненезависимо от его воли. Его магические способности, столько летзаблокированные, пробуждались. Скорлупа привычного уклада трескалась, уступаяместо чему-то новому. В состоянии полуяви-полусна Генка ощущал себя коконом, откоторого отходят десятки и сотни нитей, излучающих пульсирующий свет. И каждаянить, всё, что она пронизывала, было тоже им, Генкой Бульоновым. Странное,противоречивое чувство овладело им. Генке чудилось, что он увеличился доразмеров Вселенной и одновременно съежился и стал крохотным, как горчичноезерно.

– Я не лопухоид… Я хочу в Тибидохс… Когда это, наконец,кончится? – бормотал он, терзаемый противоречиями.

И вот под утро, когда Генка, утративший уже счет времени,провалился в сон, что-то полыхнуло вдруг. Бульонову смутно померещилось, чтоэто мама вошла и включила свет. Рядом со стулом на ковре, зеленовато мерцая,лежала книга размером примерно с ладонь. На переплете из светлой кожи кое-гдеплясали пятна плесени. В центре обложки помещался серебряный скорпион.

Клеймо тибидохской библиотеки, которым джинн Абдуллапроштамповал все без исключения волшебные книги на Буяне, отсутствовало.Бульонова это не насторожило. Он не имел еще счастливой возможностипознакомиться с милейшим Абдуллой и его трогательными привычками.

Ощущая в пальцах нервную дрожь, Генка потянулся к книге. Ноне успел он прикоснуться к ней, как скорпион ожил и угрожающе загнул хвост.Книга распахнулась на первой странице. Бульонов увидел ограду из деревянныхкольев. Почти на каждом висела высушенная голова. На крайней же голове, по видусамой свежей, с длинной белой бородой, кроме того, красовалась еще магфордскаяшляпа.

«Мы стремились узнать больше, чем Книга Рока собираласьпоказать нам«, – прочитал Бульонов. Надпись была сделана рунами, но от рунподнимались тонкие лучи света, сплетавшиеся в воздухе в привычные буквы.

– Я не хочу ничего знать, – быстро сказал Бульонов.

Книга Рока разочарованно зашелестела страницами. Некотороевремя она боролась с собой, а потом выругалась по-древнеиндийски и с напоромсообщила:

«Нет, ты хотел! Не скрывай, маг! Я видела: ты протянул руку!«–появилось на камне, и пустые колья перестали подпрыгивать в ограде.

Генка быстро попятился. Он уже сообразил, что у книги не всев порядке с психикой. Она слишком неравнодушна к человеческой крови.

«Думаешь, от меня можно убежать, а, маг?» – умилилась книга,и Генка внезапно понял, что стоит на эшафоте, а рядом в дубовой колоде торчитбольшой, далеко не стерильного вида топор.

– А-а-а! Нет! Я не маг! – крикнул Генка.

«Как не маг? – не поверила книга. – Если бы ты быллопухоид, ты бы меня попросту не увидел. Так что… давай, милый, не волынь…»

– Я не маг! У меня нет ни кольца, н-ничего! –стуча зубами, заикнулся Бульон.

Книга Рока встревожилась. Оживший скорпион с обложки невестькак оказался на Генкиной шее и деловито пополз к вене. Здесь он замер, слушая,как пульсирует кровь. Генка обреченно ожидал укуса, но нет… Внезапно скорпионвновь стал серебряным и скатился с шеи Бульонова. Теперь он лежал на полулапками кверху. Эшафот исчез. Дубовая колода с топором вновь прикинуласьзаурядным креслом, на спинку которого Генка по идиотской привычке вывешивал наночь носки и домашние брюки.