На мой взгляд, ему уже было достаточно нехорошо, просто хуженекуда.

– Отнеси…

– Хорошо, хорошо, не переживай.

– Не забудь…

– Все будет в порядке.

– Ритке…

– Ничего не скажу, пусть она меня режет!

– Менты… Ментам не надо…

– Ни за что, – соглашалась я.

Несчастный закрыл глаза и захрипел.

– Эй, эй, – испугалась я, – погоди, поговори еще!

Но парню стало совсем невмоготу, и тут разом прибыли «Скораяпомощь» и милиция. Избитого, чуть живого несчастного увезли в больницу. Один изребяток в форме начал опрос свидетельницы, то бишь меня. Сержант, поминутнозевая, записал мои паспортные данные, потом молча выслушал рассказ оподсмотренной драке и без всякого энтузиазма спросил:

– Значит, личности потерпевшего не знаете?

– Нет.

– Ага, – кивнул парень, потом вытащил бордовую книжечку исообщил: – А ведь он с вами в одном доме прописан.

Я слегка удивилась, в башне, правда, много квартир, но лицасоседей примелькались.

– Радько Георгий Андреевич, – продолжил тем временем сержант,– женат на Маргарите Сергеевне…

– Жора! – закричала я.

– Так вы знаете потерпевшего?

– Конечно, очень хорошо, его квартира над нами. И с нимзнакома, и с Ритой…

– Ага, а говорили, что никогда не встречались.

– Я не поняла, что это он, лицо сильно изуродовано, то-то онменя по имени позвал…

– И что сказал? – быстро отреагировал парень.

Я прикусила язык и пожала плечами.

– Ничего особенного, просто шептал: «Вилка, Вилка». Меня такдрузья зовут. Вот оно как, он меня узнал, а я его нет.

– Ну у вас-то на лице никаких изменений не случилось, –резонно заметил паренек и зевнул вновь. Ему явно хотелось спать, и не былосовершенно никакого желания вешать на родное отделение очередной «висяк». Адело об избиении человека, да еще ночью, бомжами мигом попадает в разряднераскрываемых и портит всю статистику. На пухлогубом лице сержанта явственночитался не высказанный вслух упрек. Ну какого черта эта тетка не спит по ночам,а смотрит в окно? Подрались мужики спокойно и разошлись, ан нет, теперь придетсяначинать следствие, а все из-за глупой бабы, на которую некстати напалабессонница.

– Вы, гражданка, – сурово велел юноша, – ступайте себеспокойно по месту прописки. Вам позвонят, когда надо будет!

Бело-синий «газик», дребезжа всеми внутренностями и одышливокашляя, поехал в сторону проспекта. Я побрела домой. Бедный Жорка, за что еготак? Неужели из-за этой дискеты? Интересно, какая на ней содержится информация?Отчего Жора нес ее не в сумке, а в потайном, хитро расположенном кармане? Ядоехала до своей квартиры, потом, подумав секунду, поднялась на этаж выше. Надосказать Ритке, что Жора отправлен в больницу.

Не успела я нажать на звонок, как дверь распахнулась, и мнев лицо выплеснулась холодная жидкость. От неожиданности я чуть не упала, нопотом, встряхнувшись, словно собака после дождя, сказала:

– Ты чего, Ритка, белены объелась?

Соседка поставила на пол ведро и запричитала:

– Ой, Вилка, прости бога ради, думала мой кобель домойвернулся, чтоб ему ни дна, ни покрышки, гад ползучий, все по бабам шляется.

Вставить хотя бы слово в поток, который выливался изо ртаРитки, было невозможно, и пришлось дать ей возможность выпустить первый пар.

– Вечно брешет, что у него клиенты, – тарахтела Рита, –утром дрыхнет до полудня, потом, как старая бабка, телик глядит, а послечетырех подхватится и уносится. А домой, спасибо, если к трем ночи придет. Нукакие такие клиенты?

– Действительно, – вклинилась я в ее речь, воспользовавшисьтем, что Ритка на секунду остановилась, чтобы набрать полную грудь воздуха длянового раунда, – и в самом деле, при чем тут какие-то клиенты, он же у тебя вархиве работает!

– О господи, – всплеснула руками Рита, – да его хранилищесотрудникам по двести пятьдесят рублей в месяц платит! А в последнее время ивовсе всех по домам распустили. Директор им сказал: «Сидите, ребята, до лучшихвремен в неоплачиваемом отпуске. Авось через какое-то время жизнь наладится».Ну народ и побежал в разные стороны, кто куда мог. У всех семьи, дети. Вон ИванСергеевич на рынке встал, дрянью торгует, Ольга Михалева в школу учительницейпристроилась, Женя Зинченко с газетами у метро топчется. Все выжить хотят, одинмой губы кривил: «Извини, Рита, но я кандидат наук, из архива уйти не могу,кто-то же должен думать не о своем животе, а о потомках! Историю следуетсохранить!»

Ритка на секунду остановилась, я попыталась было сообщить ейнеприятную новость:

– Тут такое дело…

Но соседка, очевидно, слишком долго копила в себе информациюо ленивом супруге, потому что понеслась дальше, не обращая на меня никакоговнимания:

– История! Уржаться можно! Кушать-то сейчас хочется! Вон, яКатьку к родителям отправила! Виданное ли дело, сидим на шее у двухпенсионеров! Уж я Жорку грызла, грызла и догрызла. Нашел он работу. Из архиваувольняться не стал, трудовая там лежит. Это и правильно, а сам пошел встраховую компанию, агентом на проценте. Кстати, тебе не надо чегозастраховать? Квартиру, машину… Или жизнь? Знаешь, выгодные условия: еслипомрешь от предусмотренного случая, Тамарка хорошие деньги получит, и напохороны хватит, и на поминки останется…

Я обозлилась и перестала деликатно ждать, пока соседказаткнется сама по себе.

– Твоего мужа только что увезли на «Скорой» вСклифосовского.

Рита попятилась.

– Почему?

– Избили его во дворе, у гаражей, бомжи.

– Ой, мамочка, – заметалась по коридору Рита, – делать,делать-то что? Как туда добраться?

Я попыталась ее успокоить:

– Утром поедешь, сейчас небось там двери закрыты, никто тебяне пустит.

– Господи, – запричитала Рита, – ну за что мне однинесчастья? Сначала у Катьки в аквариуме все рыбки передохли, а теперь Жорка вбольнице!