– Чувствительно признательна вам, сударыня, однако вы непоняли меня. Ангелина уже более года как завершила курс обучения и живет дома,с нами. Это и составляет главную нашу заботу, ибо девица на возрасте, все еесверстницы давно уже замужем – она же только и знает, что читать какую-нибудь«Амалию Мансфилд»[4]! Платье новое на ней – новое только час, на других жебарышнях оно будто и вовсе не изнашивается!..

Елизавета осеклась, недоумевая, что это вдруг разошласьхаять любимую внученьку перед первой встречной. Вдобавок гостья смотрела такстранно...

– Значит, дочь Марии здесь? – Голос маркизы д’Антраге дрогнул.– А я-то пыталась разыскать ее в Смольном, да эти старые наседки – классныедамы... – Она расхохоталась, закинув голову, и тонкая чадра запала в ееоткрытый рот, так что княгине на какой-то жуткий миг почудилось, будто переднею оскал черепа. Но гостья обернулась к ней, и взор ее прекрасных глаз тотчасуспокоил мимолетную тревогу.

– Мария желала, чтобы дочь ее выросла вполне русской, –пояснила княгиня Елизавета. – Кроме того, родив дитя в зрелые годы, ни Мария,ни Димитрий Васильевич, похоже, так и не поверили вполне, что стали отцом иматерью!

Со стороны, наверное, могло почудиться, что княгиня осуждаетдочь и зятя, однако в голосе ее отчетливо звучала благодарность судьбе за то,что Мария и муж ее были всецело поглощены друг другом и карьерой барона Корфа,а потому даровали Измайловым на старости лет это счастье: растить и воспитыватьлюбимое дитя. Ангелина была светом их очей, и княгиня Елизавета могла упрекатьсебя лишь за переизбыток любви и ласки, из-за чего Ангелина и к двадцати годамказалась сущим ребенком, а никак не девицею на выданье.

* * *

...Блаженная тяжесть навалилась на Ангелину, терлась о еежаждущее естество, однако того, чего бессознательно желала она, не случилось.Руки юноши то хватали ее, то отпускали; он что-то досадливо шептал, терзая еегубы... Ангелина приоткрыла глаза и увидела, что он лихорадочно пыталсяразвязать мокрые тесемки своего исподнего, но они никак не поддавалисьнетерпеливым пальцам. Ангелина потянулась помочь, но ее руки вновь встретилинапрягшуюся, обтянутую полотном плоть, и она только разок приласкала ее, как вдругнезнакомец уже не застонал, а зарычал и так прижал Ангелину своим телом, что таедва не задохнулась. Он весь содрогался, его тяжелые вздохи оглушали ее. Апотом, к величайшему ее разочарованию, он скатился с нее и обессиленнораспластался на песке, бурно дыша.

Ангелина забыла осторожность и стыд, она знала лишь одно:распалив до изнеможения, он так и не погасил сжигавший ее жар, в то время каксам... Она не знала, что все это значит, она просто рассердилась, а потомувцепилась в завязки зубами и так их рванула, что юноша вскрикнул отнеожиданности, а тесьма не выдержала – и лопнула.

Незнакомец лежал, распластавшись, бесстыдно воздев к небесамзнак своей божественной земной сути, но более не делая попыток прикоснуться кАнгелине, а как бы в ожидании, предоставив себя ее заботам.

Она дрожащими руками стала нежить его и гладить, однакослишком распалена была, чтобы думать сейчас о другом наслаждении, кроме своего,а потому в нетерпении вскочила на незнакомца верхом, коленями сдавив егобока... И ей почудилось, будто она насадила себя на раскаленный жезл, которыйвошел в нее чуть ли не до самого сердца.

Новый душераздирающий вопль огласил окрестности, и Ангелина,сорвавшись с этого обоюдоострого, окровавленного меча, почти бездыханнаярухнула на песок, сжалась в комочек, зашлась в рыданиях, вдруг поняв, что больи кровь означают утрату девичества – самого драгоценного сокровища для всякойнезамужней женщины.

Сейчас она не могла понять, где были ее стыд и разум, почемуона впала во грех с первым встречным... И добро бы он ее, а то ведь сама себялишила невинности! И, осознав это, Ангелина залилась горькими слезами, которые,увы, нельзя было выплакать дедушке в плечо или бабушке в колени: все, кончиласьее девичья пора, навеки и с корнем вырвала она себя из привычного мирадомашней, снисходительной любви... теперь она одна, навеки одна!

– Нет, – раздался у самого уха шепот, и теплые губыприльнули к ней ласковым поцелуем: – Не плачь! Ты не одна! Я с тобою!

И вдруг у Ангелины захватило дух, ибо она ощутила его руки игубы на своих бедрах. От радости она вся обессилела и безропотно позволилаперевернуть себя на спину, всецело отдаваясь во власть незнакомца.

– Милая... – долетал чуть слышный шепот. – Милая,ненаглядная моя!

Ангелина попыталась приподняться, но тяжесть его тела непозволяла шевельнуться. Теперь Ангелина вовсе не пылала к нему жаждой мести:ведь руки незнакомца порхали по самым сокровенным уголкам ее естества иизвлекали из него сладостную, томительную мелодию, в лад которой началимедленно вздрагивать и ее сердце, и ее тело. Будто желая отблагодаритьАнгелину, незнакомец осыпал поцелуями ее лоно. Он нашарил языком какое-товолшебное местечко в самой его сердцевине, и Ангелина не сдержала стонаизумления и восторга. Его губы сделались смелей, жарче, да и она отвечала совсей страстью: ласкала, целовала, гладила его везде, где только могладотянуться ртом, пока трепет близкого наслаждения не сотряс ее тела. Тотчаснезнакомец вновь оказался с нею лицом к лицу, чресла с чреслами, и они неистовосплелись в блаженных содроганиях, вцепились друг в друга, враз исторгнув изсамой глубины сердец и тел:

– Люблю тебя!

– Люблю тебя!