Открывая, он все косился на Люсинду с ее узлами, а она такзаробела, что слова не могла вымолвить, хотя ей всегда говорили, что она«бойкая девчонка».

Он открыл дверь, потом стал открывать вторую – две двери,чудно! – вошел, и обе двери с грохотом захлопнулись. Люсинда осталась наплощадке одна. Она просидела на подоконнике примерно с полчаса, переждала ещекаких-то людей, которые смотрели на нее как-то странно и уж точно недружелюбно,а потом решилась – в основном из-за клубники.

Подтащив чемодан, сумищу и гитару, с которых она не сводилаглаз, опасаясь, что украдут, она позвонила в квартиру тети Верочки.

Лохматый парень в донельзя застиранных джинсах и голый попояс открыл дверь, осмотрел ее с головы до ног и хмыкнул.

Кроме джинсов, на нем ничего не было, и он что-то вкусножевал.

Люсинда старалась на него не смотреть.

– А я думал, это шутка, – сказал парень.

– А тетя Верочка здесь живет? – выпалила Люсинда, скосила нанего глаза и опять уставилась на свою гитару. – То есть Вера Петровна Окороковаздесь живет?

– Ой, блин, – сказал парень без всяких эмоций в голосе. –Нет ее тут, и фамилия ее не Окорокова, а Золотарева. А ты кто? Племянница изРостова, что ли?

Люсинда, перепуганная до смерти Золотаревой и тем, что тетиВерочки нет, едва нашлась, чтобы кивнуть.

– Ой, блин, – повторил парень. – Как в кино, ей-богу! Я-тодумал, что это шутка такая, а ты приехала, блин!…

– Я… приехала, – подтвердила Люсинда, начиная подозреватьнеладное. – А тетя Верочка… на работе, да?

– Она здесь не живет, – морщась, сказал парень, – я тебе,конечно, адрес могу дать, но…

– Адрес? – убитым голосом переспросила Люсинда Окорокова,приехавшая поступать в консерваторию по классу вокала. – А… где она живет?

– Отсюда не видать, – сказал парень. В квартиру он ее неприглашал. – На Чистых Прудах она живет. А чего ты приехала-то?

– По… погостить, – пробормотала Люсинда, решив, что про консерваториюлучше пока помалкивать. – А как мне ее теперь искать?

– Ой, блин, – в третий раз сказал парень и некоторое времямолча ее рассматривал, а потом вздохнул, словно покорившись судьбе, ипосторонился:

– Проходи, ладно!

Позабыв про свои узлы, Люсинда кинулась внутрь, еле нашлазаветную дверь – парень за спиной длинно присвистнул, – заперлась и сидела тамдолго. Выходить боялась от смущения и еще от страха, что ее выгонят, а онаочень устала, так устала, как никогда в жизни не уставала.

Парень, оказавшийся тети-Верочкиным сыном и, соответственно,ее двоюродным братом, сестрицу не выгнал, хотя смотрел насмешливо и тоже совсембезрадостно, как давешние люди на площадке.

Он ей объяснил, что тетя Верочка лет десять назад переехалав старую бабушкину квартиру на каких-то там прудах – что за пруды еще, видать,за городом, как же она, Люсинда, из-за города станет ездить в консерваторию?!Еще он объяснил, что они ее не ждали, потому что так и не поняли, кто долженприехать и зачем, они, собственно, никого не приглашали. Люсинда согласилась –слышно было плохо, мать сильно кричала в трубку, когда звонила, а вся семья, идочка, и папа, и бабушка стояли вокруг с тревожными лицами и суфлировали,помогая матери говорить, и она махала на них кухонным полотенцем, которое вволнении стащила с плеча.

Парень налил ей чаю, довольно холодного, из какого-топеревернутого баллона, стоявшего верхом на железном ящике, напоминавшемкомпьютерный системный блок, а ей картошки хотелось, и хлебушка, и мяса! К чаюничего не было, только какие-то таблетки, про которые парень сказал«заменитель».

Потом пришла его жена, и… дальше Люсинда не любилавспоминать.

С тех пор прошло пять лет. Нет, даже почти шесть. Пять споловиной, так будет вернее.

Тетя Верочка, когда Люсинда до нее добралась, разрешила ейпожить у себя, потому что та ее развлекала, и еще потому, что делала абсолютновсю домашнюю работу. В консерваторию она не поступила – вот ведь странностькакая! – ни по классу вокала, ни по классу гитары.

В консерваторию не поступила, и на работу ее никуда небрали, пока Верочкина соседка Люба не договорилась с Ашотом, который далплемяннице «точку» на Выхинском рынке. За пять с половиной прошедших летЛюсинда сделала головокружительную карьеру – начала с помидоров, а нынчепродавала книжки и всякую мелочевку вроде щеток для волос «из натуральногопалисандра», пластмассовых заколок «Гуччи», наклеек на ногти, тетрадок спортретами Дэвида Бекхема, Таркана, Димы Билана и еще человека со странным именемСерь Га. У нее была собственная палатка с обогревателем и ведром вместосанузла, но это было гораздо лучше, чем весь день мыкаться на морозе, мерзнуть,кричать сорванным, совершенно не пригодным для вокала голосом: «Самые лучшие,самые спелые, самые свежие помидоры! Только с юга, вчера с грядки снимали!»

Целыми днями она торговала книжками, а по вечерампридумывала песни вроде той, которую исполняла сегодня Олимпиаде, про любовь,звезды и небеса. На улицу она почти не выходила, потому что у нее была «регистрация»,а не прописка, а таких на московских улицах не очень любят, можно даже сказать,терпеть не могут.

На беду, Люсинда Окорокова оказалась очень красива настоящейрусской красотой, которая если еще и сохранилась, то, должно быть, только вРостове. Высоченная, длинноногая, грудастая, с очень светлыми прямыми волосамипочти до пояса, Люсинда Окорокова была похожа на всех европейских киноактрис иманекенщиц чохом. Бедный Ашот держался из последних сил, а его друг Димарик,выполнявший роль телохранителя и «стоп-крана», принимавшего на себя тех, ктопытался как-то освободиться от средневекового азиатского ига, заведенного нарынке, уже почти не мог терпеть.

Положение вскоре стало бы совсем угрожающим, если бы несоседка Люба, которая тогда поспособствовала ее трудоустройству. К Любе Ашототносился с особым уважением, ибо она была гадалкой и давала ему ценные советыв области бизнеса, а также в вопросах любви. Люба несколько охлаждала пылхозяев жизни и самой Люсинде сочувствовала.

Другая соседка. Олимпиада Владимировна Тихонова, тоже ейсочувствовала и даже соглашалась слушать ее песнопения и все советовала уехатьдомой, в Ростов.

Но как Люсинда могла уехать, когда в каждом письме мамапередавала ей приветы от всех давних подруг, у которых уже были мужья и дети, ау некоторых и не по первому кругу, и осторожненько интересовалась, когда ужеони с папой и бабушкой смогут увидеть свою дочь «на телеэкране» и прослушать еевыступления «по радиотрансляции»! Мама просила непременно предупреждать их,когда трансляция состоится, чтобы они уж точно не пропустили и оповестили всехсоседей, подруг, друзей, чтобы и те могли насладиться.