– Что же ты сделаешь? Пожалуешься прокурору? Напишешьзаявление? Вот только от чьего имени ты напишешь заявление, а?!

– Замолчите.

Но его уже невозможно было остановить.

– Никто. Ты никто. Как тебе нравится такая перспектива?

– Я хочу поменять следователя.

– Пиши заявление. Только не забудь подписаться. Своимнастоящим именем. Мне наплевать, каким оно будет. Согласна?

Я медленно собрала все фотографии, сложила их в аккуратнуюстопку и швырнула ее в лицо капитану. И тут же поняла, что все это время хотеласделать это – бросить ему в лицо жизнь, которую он хотел навязать мне и котораяне имела ко мне никакого отношения. Уголок одного из снимков ударил его по щеке– я видела, как он поморщился от боли.

– Я сейчас уйду, – тихо сказал он, но я знала, что этовсего лишь уловка, обходный маневр, что он никогда не покинет поле боя вот так,за здорово живешь, – я сейчас уйду, но боюсь, что больше к тебе никто непридет. Тебя даже некому будет забрать из клиники, если ты останешься жива. Илииз морга, если надумаешь умереть. Так что будем считать, что я покаединственный человек, который в тебе заинтересован.

– Почему?

То, что он сделал потом, можно было бы расценить как жестособого расположения, если бы не огонь ненависти, который полыхал в его глазах.И эта ненависть была направлена даже не на меня, а на него самого. Он так и несмог стать хозяином ситуации. Не смог, хотя и пытался.

Капитан крепко обхватил мой подбородок жесткими пальцами(бедные цветы, которых он касался, – им тоже, должно быть, пришлось несладко!).Теперь мое лицо покоилось в его руке, как холодная рукоятка какого-нибудьтабельного оружия.

Другой рукой он, не глядя, вытащил из середины стопки снимоки придвинул ко мне. Глянцевая поверхность фотографии мгновенно запотела отмоего прерывистого дыхания.

Документально зафиксированная смерть нависла надо мной. Такблизко, что я не могла разглядеть ее. Смерть вообще невозможно разглядеть, еслиона подходит слишком близко.

– Ты видишь? Это все, что осталось от моего друга. Отмоего лучшего друга. Мне казалось, что я знал о нем все.

– Все знать невозможно, – странно, как можнодослужиться до капитана и не понимать таких прописных истин.

– Хорошо, – он нехотя согласился. – Все знатьневозможно, ты права. Но ничто не мешает знать всех. Мы много лет проработали сним в одной связке. Я знал его женщин. Все они были похожи друг на друга –маленькие натуральные блондинки с большой грудью, обязательно близорукие –минус четыре по зрению, никак не меньше. Ему нравилось, как они прищуриваются,прежде чем сказать ему, что останутся на ночь. Это его умиляло. Ты не похожа нина одну из них. Ты – не одна из них. Ты не в его вкусе. Тебя бы он не взял дажев качестве осведомительницы.

– А ту, другую?

– Мне бы тоже хотелось с ней побеседовать, но она уженичего не скажет. У меня осталась только ты.

– В качестве случайной попутчицы я бы вас не устроила?– За восемь дней я уяснила для себя обстоятельства дела: мокрое предзимнеешоссе, машина, снесшая ограждение, два трупа, одна чудом оставшаяся в живыхпассажирка, благополучно потерявшая память – и об аварии, и обо всем остальном…

Капитан грустно покачал головой:

– Этот вариант устроил бы меня. Вы даже представить себене можете, как бы он меня устроил, – он наконец-то выпустил мое лицо из ладони,отодвинулся: сразу же появилась дистанция, а вместе с ней вернулось иустало-вежливое «вы». – Но есть маленькая проблема: никто не знает – кто вы.Никто не делает попыток вас найти. Нигде нет даже упоминания о вас. При вас ненашли ничего, что хоть как-то могло объяснить ваше существование. Толькоотпечатки пальцев.

– Это была неприятная процедура. Хотя надо признать,что работаете вы оперативно.

– Мы работаем оперативно. Знаете, мне бы очень хотелосьнайти ваши пальчики еще где-нибудь. Это бы многое объяснило.

– Где, например?

– Например, в одном симпатичном доме. В доме, гдепроизошло тройное убийство.

– Убийство?..

Кажется, я знаю, что такое убийство.

Убийство Кеннеди, убийство кротких морских котиков в высокихширотах, убийство доктора Джекила мистером Хайдом… Или это было самоубийство?Или это был несчастный случай?.. Во всяком случае, все это всегда заканчиваетсяодинаково. То, что по неведению называют душой, бросается вон без оглядки,оставляя после себя бесполезные проломленные головы, стоячие лужи крови,разорванные, как подгнившая пряжа, сухожилия, их состояние произвольно, каккомбинация игральных костей…

Игральные кости – залитые краской дырки от единицы дошестерки. Краска держится прочнее, чем кровь в подготовленном для убийствателе. Я играла в кости или прочитала о них в дешевых романах?.. О Кеннеди ятоже читала? Во всяком случае, доктор Джекил и мистер Хайд похожи на все буквы,которые я знаю. Сколько букв и какого языка я знаю?

Это переводная литература. Перевод с английского, на которомубили Кеннеди. А смерть происходит оттого, что внутренностям всегда стыдно истрашно показаться на свет, уж слишком мрачный вид они имеют. Такой же, какойимела я, – почему я думаю именно так? – я ведь еще не видела себя. Я виделатолько фотографии мертвого друга капитана Лапицкого, фотографии мертвойженщины, на которых меня нет. А существуют ли фотографии, на которых я есть?

– ..Кажется, я знаю, о чем вы говорите, – сказала якапитану.

– Вот и отлично, – он заметно оживился, – если выготовы… Я имею в виду, если вы чувствуете себя достаточно хорошо, мы можемснять показания прямо сейчас.

– Показания?..

Неожиданный поворот. Я готова порассуждать о превратностяхжизни на свету разорванных внутренних органов, но давать показания по этомуповоду… Я не патологоанатом.

Слава Богу, я не патологоанатом, я знаю это точно. Никакихпознаний о строении хрупкого человеческого тела.

Тогда кто я?

Он ничем не может помочь мне, этот капитан, он знает обо мнене больше, чем я сама, – отпечатки пальцев не в счет, они ничего не скажут, вовсяком случае, мне. Но ведь он чего-то хочет от меня, иначе зачем тогда весьэтот разговор о тройном убийстве?

– Какого рода показания? – Я смотрю на него невиннымвзглядом страдающей амнезией. Черт возьми, я действительно страдаю амнезией, нестоит об этом забывать. Если не помнишь всего остального… – Показания онесчастном случае на шоссе?

– Это было все, что угодно, только не несчастныйслучай. У нас еще будет время поговорить об этом. И вам нужно хорошоподготовиться, чтобы выглядеть убедительной.

Он снова терпелив и снова ищет лазейку в высоком глухомзаборе моей памяти, он собирается подкинуть в нее кое-что – кое-что из того,чего я еще не видела. Он извлекает на свет еще одну тоненькую пачкуфотографических вещественных доказательств. И я рассматриваю их – вынужденарассматривать по правилам игры, которые навязал мне капитан.