— Я не знаю, о чем он думает, — невозмутимо проговорилАндолини. — О чем он думает, не мое дело. Он знает, что товар был у тебя, когдаты вылетал с Островов. Он знает, что тебя загребли на таможне, а потомотпустили с миром. Он знает, что ты поехал домой, а не в кутузку, и знает, чтотовар его где-то есть.

— И знает еще, что таможня за мной следит, потому что ты этознаешь, и ты сообщил ему кодом по телефону. Что-то вроде «Двойная с анчоусами исыром», правильно, Джек?

Джек Андолини молчал с безмятежным видом.

— Только он это знает и без тебя. Все равно что соединитьточечки на картинке, которую ты уже знаешь.

Андолини стоял, омываемый золотым светом заходящего солнца,который постепенно оранжевел. По-прежнему молча и по-прежнему с безмятежнымвидом.

— Он думает, что меня перевербовали. Он думает, я такойидиот, что меня можно перекупить. В принципе, я его не виню. Почему бы и нет?Наркоман на все способен. Хочешь, проверь, нет ли на мне передатчика?

— Я знаю, что нет, — отозвался Андолини. — У меня есть однаштука в фургоне. Что-то вроде прибора для радиолокационных помех, только ловиткоротковолновые передачи. Но, что важнее, я знаю, что ты не работаешь нафедералов.

— Да?

— Да. Ну что, садимся в машину и едем, или как?

— У меня есть выбор?

Нет,— произнес у него в голове Роланд.

— Нет, — сказал Андолини.

Эдди вернулся к фургону. Мальчик с баскетбольным мечом так истоял на площадке на той стороне, тень его выросла до гигантских размеров.

— Давай отсюда, малыш, — крикнул ему Эдди. — Тебя здесь небыло, ты ничего не видел. Угребывай.

Мальчишка пустился бегом.

Кол глядел на него и лыбился.

— Подвинься, дружочек, — сказал ему Эдди.

— По-моему, тебе будет удобнее в середине, Эдди.

— Подвинься, — процедил Эдди. Кол поглядел на него, потомпокосился на Андолини, но тот даже не повернулся к нему: захлопнул дверцу иуставился прямо перед собою, невозмутимый, как Будда, предоставив имразбираться самим, кто куда сядет. Кол еще раз поглядел на Эдди и решилподвинуться.

Они мчались по улицам Нью-Йорка — и стрелок (он в изумленииглядел на высокие шпили изящных построек, на мосты, что висели над широкойрекою стальной паутиной, и на воздушные экипажи с винтами, которые зависали внебе, точно странные рукотворные насекомые) не мог знать, что они едут к Башне.

9

Как и Джек Андолини, Энрико Балазар не думал, что Эддиработает на федералов; как и Андолини, он это знал.

Бар был пуст. На двери висела табличка: «ЗАКРЫТО. ТОЛЬКОСЕГОДНЯ». Балазар сидел у себя в кабинете, дожидаясь Андолини и Кола Винсента смалышом Дином. Два его телохранителя, Клаудио Андолини, брат Джека, и ЧимиДретто, обретались здесь же. Они сидели на мягкой софе слева от громадногописьменного стола и завороженно наблюдали, как растет величественное карточноесооружение, которое Балазар возводил у себя на столе. Дверь закрывать не стали.Сразу за дверью шел небольшой коридорчик: направо — к подсобке бара и маленькойкухоньке, где готовились простенькие макаронные блюда, налево — в бухгалтерию икладовку. В бухгалтерии еще трое из балазаровых «джентльменов» — так ихназывали — развлекали Генри Дина настольной игрою «Пустое занятие».

— О'кей, — сказал Джордж Бионди, — вот легкий вопрос, Генри.Генри? Генри, ты где? Прием, это Земля. Даю посадку. Прием. повторяю: даюпосадку, Генр…

— Да здесь я, здесь, — откликнулся Генри. Голос его былневнятным, как у сонного мужа, который бурчит разбудившей его жене, что да, онуже проснулся, и пусть она от него отстанет хотя бы на пять минут.

— О'кей. Раздел «Искусство и эстрада». Вопрос… Генри? Неотключайся, когда я с тобой разговариваю, ты, жопенция!

— Да не отключаюсь я, не отключаюсь! — раздраженно выкрикнулГенри.

— О'кей. Вопрос: В каком популярном романе Уильяма ПитераБлэтти, действие которого разворачивается в Вашингтоне, в районе Джорджтауна,повествуется о маленькой девочке, одержимой дьяволом?

— Джонни Кэш, — ответил Генри.

— Боже правый! — воскликнул Трикс Постино. — Ты же такотвечаешь на все вопросы! Чего ни спроси — Джонни Кэш, и хоть ты убейся! На все— Джонни Кэш.

— Джонни Кэш — это все, — выдал Генри вполне серьезно, и намгновение зависла удивленная тишина… а потом грохнул хохот, причем смеялись нетолько те, кто сидел в комнате с Генри, и два «джентльмена», засевшие вкладовой.

— Хотите, я закрою дверь, мистер Балазар? — тихонько спросилЧими.

— Нет, не нужно. И так хорошо, — буркнул в ответ Балазар. Онбыл сицилийцем во втором поколении, но в речи его не проскальзывало никакогоакцента, также и не выдавала она человека, который все свое образование получилна улице. В отличие от многих своих партнеров по бизнесу, он закончил среднююшколу. И более того: два года он посещал школу бизнеса при Нью-ЙоркскомУниверситете. Голос его, как и методы ведения дел, был спокойным, культурным и«американским», вот почему его внешность была так же обманчива, как и внешностьДжека Андолини. Люди, которые в первый раз слышали его чистое, без акцента,американское произношение, всегда изумлялись, как будто перед ними выступалискусный чревовещатель. Выглядел он как фермер, или трактирщик, или мелкиймафиози, который достиг успехов отнюдь не своими мозгами, а лишь потому, что внужное время оказался в нужном месте. Умники предыдущего поколения назвали быего «Усатым сейфом». Этот толстяк одевался всегда по-крестьянски. В тот вечер нанем была простая белая хлопчатобумажная рубашка с расстегнутым воротом (подмышками расплывались пятна пота) и простые серые штаны из саржи. На босу ногу —коричневые мокасины, такие истоптанные, что они похожи скорей не на туфли, а надомашние шлепанцы. Икры его покрывало плетение багрово-синих варикозных вен.

Чими и Клаудио, как завороженные, наблюдали за ним.

В прежние времена его называли Иль Роче — Скала. Кое-кто изстариков называл его так до сих пор. В правом верхнем ящике стола, где другиебизнесмены хранят папки, ручки, скрепки и прочую канцелярию, Энрико Балазардержал три колоды карт. Однако он не играл в карты.

Он из них строил.

Сначала брал две первых карты, наклонял их друг к другу, иполучалась фигура в форме буквы А, только без горизонтальной палочки. Рядом онставил еще одну и клал сверху карту, делая крышу. Он ставил одно А за другим,ряд за рядом, этаж за этажом, и в конце концов на столе у него вырасталкарточный домик. Если нагнуться и заглянуть в него сбоку, получится что-товроде пчелиного улья, но с ячейками треугольной формы. Чими уже не одну сотнюраз видел, как эти домики падали (Клаудио тоже видел, но меньше, потому что былна тринадцать лет моложе Чими, который уже поговаривал о скором выходе напенсию и собирался уехать со своей стервой-женой на ферму, которую ониприобрели в Нью-Джерси, и там посвятить все свое время саду… и обширнойпрограмме, целью которой было пережить эту стерву, на которой он имел глупостьжениться; но не тещу — он давно уже оставил надежду поесть fettucini напоминках Ла Монстры. Ла Монстра вечна. Но надежда на то, что он сумеет пережитьсвою стерву-супружницу, все же была; отец его любил повторять одну фразу, еслиперевести ее на нормальный язык, то получится что-то вроде: «Бог ссыт тебе наголову каждый день, но утонешь ты один раз», но Чими все-таки верил, что Бог нетакой уж и плохой парень, так что он не терял надежды пережить если не двух, тохотя бы одну) но чтобы Балазар из-за этого психанул, он видел всего лишь раз. Вбольшинстве случаев домики рушились случайно: кто-то сильно хлопал дверью всоседней комнате или пьяный, споткнувшись, вписывался в ближайшую стену. Инойраз Чими видел, как сооружения мистера Балазара (которого он до сих пор называл«Папа Босс», как одного героя в комедии Честера Гаулда), возводившиеся не одинчас, падали оттого, что музыка в баре играла слишком громко. Иной раз эти воздушныеконструкции рушились вообще безо всяких причин. А однажды — эту историю Чимипересказывал тысяч пять, наверное, раз, и всем (кроме него самого) она ужеосточертела — Папа Босс взглянул на него поверх руин и изрек: «Вот видишь,Чими? Вот ответ всякой матери, проклинающей Бога за то, что ребенок ее погиб низа что ни про что, любому отцу, которого выгнали с фабрики, лишив работы,любому ребенку, который рожден для боли и спрашивает: „За что?“ Наши жизни —как эти домики. Иногда они падают по какой-то причине, иногда они падают безовсяких причин».