Карлочими Дретто считал, что это самое мудрое определениечеловеческой жизни, которое он когда-либо слышал.

Но однажды Балазар действительно психанул, когда его домикупал. Случилось это лет двенадцать назад, а, может, и все четырнадцать.Какой-то парень зашел к нему насчет выпивки. Парень, как говорится, без шика ибез манер. Воняло от него так, как будто он мылся не чаще раза в год. Однимсловом, ирландишка. И, разумеется, он пришел насчет выпивки. Для ирландцеввсегда подавай чего выпить, а не чего покурить или, скажем, ширнуться. И этотирландишка, он подумал, что сооружение на столе Папы Босса — это просто забава.«Загадай желание!» — заорал он дурным голосом после того, как Балазар терпеливоему разъяснил, как джентльмен джентльмену, почему у них не получится вместевести дела. И тогда этот ирландишка, один из этих парней с рыжими волосами итакой бледной мордой, как будто у них застарелый туберкулез или что-нибудь вэтом роде, один из этих, чьи имена начинаются на «О» с такой маленькойзакорючкой между этим «О» и настоящим их именем, дунул на стол Папы Босса, каккакой-нибудь nino задувает свечи на пироге к дню рождения, и карты разлетелисьпрямо в лицо Балазару, и Балазар открыл левый верхний ящик стола, где другиебизнесмены хранят свои записные книжки и прочую канцелярию, вытащил свой 45-ыйи разрядил его в голову этому ирландишке, и при этом лицо Балазара неизменилось, а после того, как Чими и еще один парень по имени Трумен Александр,который года четыре назад умер от сердечного приступа, закопали ирландишку подкаким-то курятником где-то под Седонвиллем, штат Коннектикут, Балазар сказалЧими:

— Человеку пристало возводить здания, дружок. А разрушать ихпристало лишь Богу. Согласен?

— Да, мистер Балазар, — Чими был согласен.

Балазар удовлетворенно кивнул.

— Вы все сделали, как я сказал? Пристроили м??льчика в такомместе, где на него будут гадить куры, и утки, и прочая живность?

— Да.

— Вот и славно, — невозмутимо проговорил Балазар и вынулновую колоду из правого верхнего ящика.

Для Балазара, Иль Роче, одного уровня было мало. Поверхкрыши первого уровня, он строил второй, только уже чуть поуже, поверх второго —третий, поверх третьего — четвертый. И еще выше, но после четвертого емуприходилось вставать. И тебе больше не нужно было нагибаться, чтобы заглянутьвнутрь, где ты видел уже не ряды треугольничков, а изумительный, хрупкий иневообразимо прекрасный чертог из алмазных граней. Если смотреть слишком долго,то голова начинала кружиться. Однажды в Кони Чими побывал в «Лабиринте Зеркал».Так ощущение было точно такое же. Больше он не ходил туда никогда.

Чими говорил (он был уверен, что никто ему не верит; да и доправды всем было как до фонаря), что однажды он видел, как Балазар выстроил ужене карточный домик, а карточную башню, которая, прежде чем рухнуть, подняласьна девять уровней. Чими и не подозревал, что всем, кому он об этом рассказывал,было в высшей степени наплевать, поскольку каждый считал своим долгомизобразить искреннее восхищение, ведь Чими был приближенным Папы Босса. Но онибы действительно восхитились, без дураков, если бы Чими нашел слова, чтобыописать эту башню, какая она была стройная и изящная, как она поднималась почтина три четверти высоты между столом и потолком — кружевная конструкция из дам ивалетов, королей, и десяток, и тузов, красная с черным, сложенная из бумажныхбриллиантов, стоящая как вызов миру, который вращается во вселенной, чьи законыи силы хаотичны и несообразны. Башня, которая восхищенному Чими представиласьзвенящим, точно хрусталь, отрицанием всех несправедливых парадоксов жизни.

Если бы только он знал, как это выразить, он бы сказал: Явидел это, и мне стало ясно, зачем зажигаются звезды.

10

Балазар знал, как все это будет.

Федералы прищучили Эдди — может быть, прежде всего, это онсам сглупил, послав Эдди. Быть может, ему изменили его инстинкты, но пареньказался таким примерным, таким правильным. Его дядя, работая на которого Балазарначинал приобщаться к делу, как-то сказал, что из всякого правила естьисключения, за исключением одного: «Никогда не доверяй наркоману». Балазартогда промолчал — не пристало пятнадцатилетнему сопляку раскрывать рот, хотя бытолько за тем, чтобы с готовностью согласиться, — но про себя подумал, чтоединственное верное правило, из которого нет исключений, это что существуютправила, для которых все это неверно.

Но если бы дядя Вероне сейчас был бы жив, подумал Балазар,он бы лишь рассмеялся и сказал так: послушай, Рико, я всегда знал, что тыслишком умен и иной раз — не в свою пользу. Ты знаешь правила, ты держишь ротна замке, когда старшие учат тебя уму-разуму, но в глазах у тебя всегда такоевысокомерие… Ты парень толковый и умный, и ты сам это знаешь. Слишком ты многознаешь. Но однажды твоя гордыня тебя погубит. А так и будет, помяни мое слово.

Он поставил еще две карты и накрыл их сверху.

Они взяли Эдди, промурыжили и отпустили.

Балазар забрал брата Эдди и все их общие запасы. Так чтоЭдди придет обязательно… и Балазар его ждал.

Он ждал Эдди к себе, потому что прошло всего два часа, а двачаса — это неправильно.

Его допрашивали в аэропорту, а не на 43-й улице, и это былонеправильно тоже. Это значит, что Эдди сумел скинуть большую часть, а то и веськокаин.

Или нет?

Он думал. Он предполагал.

Эдди вышел из аэропорта через два часа после того, как егосняли с самолета. Два часа. Слишком мало для того, чтобы выжать из него все,что нужно, и слишком долго, чтобы убедиться в том, что он чист, а экипаж поднялложную тревогу.

Он думал. Он предполагал.

Братец Эдди — безмозглый, как зомби, но сам Эдди пареньсмышленый. И все еще крепкий. Он бы не раскололся за два часа… если бы тольконе его брат. Если бы что-то случилось с братом.

И все же — как обошлось без 43-й улицы? Как обошлось безтаможенного фургона, который во всем как почтовый, за исключением решетки наокнах задней двери? Потому что Эдди действительно удалось что-то сделать стоваром? Скинуть его? Заныкать?

Невозможно спрятать товар в самолете.

Невозможно избавиться от него.

Но невозможно и сбежать из некоторых тюрем, ограбитьнекоторые банки, отвертеться от некоторых приговоров. Но есть люди, которым этоудается. Гарри Гудини выбирался из смирительных рубашек, из закрытых сундуков,из гребаных банковских сейфов. Но Эдди Дин — не Гудини.

Или нет?

Он мог бы отдать приказ, чтобы Генри убили у него в квартиреили на улице, нет, все-таки лучше — в квартире, чтобы копы решили, что дванаркомана повздорили и, забыв о том, что они братья, поубивали друг друга. Но вэтом случае многие вопросы остались бы без ответа.