– Ну-ну, – сказал Владимир в еще большемнеудобстве. – Спасибо… Но все-таки я воздам всем, кто был со мной.Когда-то мы будем делить огромный пирог, именуемый Русью!.. Звенько, ты знаешьНовгород и его людей. Присматривай еще изгоев, недовольных своими хозяевами. Яназначаю тебя своим старшим дружинником. Подбирай людей, коими будешьраспоряжаться.

– Княже! Я ж даже мечом не владею, как воин!

– Мне нужен верный человек. А воинов на Руси и так хотьпруд пруди.

Глаза Звенько из умоляющих стали серьезными. Юному князю всамом деле в этом городе опереться не на кого. Если подумать, то ему ещетяжелее!

– Есть такие люди, – сказал он, подумав. –Если возьмешь под свою руку, у тебя не будет более верных псов!..

Когда Добрыня, взяв с собой всю дружину, отбыл на границуНовгородщины, что-то зашевелилась ижора, Владимир вовсе повел себя непривычно.Звенько не понял, почему Владимир, воздержанный в еде и питье, начал задавать всвоей единственной комнате, а затем и во всем тереме пиры. А при доброй погодестолы выносили во двор, из подвалов выкатывались бочки с вином, доставленные иззаморских стран и накопленные посадником для собственных нужд, выносилиокорока, а на кухнях челядь сбивалась с ног.

Радушный и довольный, он угощал лучших бояр, тысяцких,купцов, старшин торговых рядов. Пригласил и старейшин иудейской общины, а такжезнатных свеев, что ехали через Русь в южные страны. Вино лилось рекой, ели затроих. Здесь он был не князем, а у равных: уважительно выслушивал старших,лучшие блюда предлагал гостям, гридням велел сперва услуживать степеннымбоярам, а потом уже ему, молодому. Это льстило старикам, о молодом князе быстропошла слава как о молодом да разумном, что чтит старших и слушает их советов.

Он приблизил к себе Тавра, молодого сына боярского, худоготелом, сутулого, непригодного для жаркой схватки, но разумного инаблюдательного. В его серых глазах светился ум, словно всю силу, недоставшуюся телу, боги вложили ему в голову.

Они разговаривали всего трижды, но оба остались довольны,словно бы скрещивали мечи в невидимом поединке, когда оба сумели показать своевеликое умение, незримое для других. Тавр льнул к юному князю, и Владимир скороубедился, что никакого расчета у того нет. Он князь только по названию,тряпи??н??я кукла на столе новгородском, его слово ничего не значит, взять или выпроситьу него нечего…

– Ты тоже пей, – велел Владимир однажды, когда ониостались одни. – Что глазами лупаешь? Пей, да ума не пропивай. Пей даслушай. Что у трезвого на уме, у пьяного – на языке. Здесь мне любой можетрезать правду-матку, хоть вроде бы спьяну, хоть нарочито. Это не пиры, понял?

– А… что?

– Пир – это для дураков. А мы с тобой и на пиру – наполе бранном. Это не пир, а военный совет. Я всех слушаю, и ты слушай. Здесь нетолько языки развязываются, но и рыла их свинячьи по-другому смотрятся. Тызаметил, что здесь спорят без опаски, свои резоны ставят поперек, дерзят? Я неслучайно прихожу сюда в простой рубахе!.. Здесь я не князь, а такой же витязь,который с ними на равных обсуждает, как жить дальше.

Тавр кивнул, глаза его странно блеснули. Знал ли юный князьновгородский, что такие же пиры задавал римский Цезарь, где называл себя первымсреди равных, а потом и Артур британский, что даже стол велел соорудитькруглым, чтобы все рыцари, допущенные на пир, чувствовали себя равными скоролем? И тот и другой остро нуждались в поддержке, ибо Цезарь захватил властьхитростью и силой, став величайшим императором, как и король Артур, которомупришлось брать трон мечом, а затем отстаивать всю жизнь. Правда, оба пали отострых ножей убийц, но пожить и оставить след в песнях успели…

– Спасибо, княже, – сказал он, скаля зубы. В егосерых глазах было уважение. – Теперь я понимаю, зачем был выструганКруглый стол на самом деле…

– Какой стол?

– Как-нибудь расскажу, – пообещал Тавр. –Если у нас будет свободное время.

– Свободное, – засмеялся Владимир, но горечи в егословах не было, – разве что в могиле… Да и зачем свободное время, если мыне дураки и не лодыри?

Он огляделся по сторонам. Они были только вдвоем в горнице,гридни унесли столы вниз. Тавр чувствовал напряжение, князь был словно стянуттугими веревками.

– Ладно, – сказал Владимир вдруг. – Чегоходить вокруг да около… Я давно приметил тебя, сын боярский. Не прост, хотяпростецким рядишься. Пьешь мало, но пьяным прикидываешься… Больше слушаешь, чемговоришь. Понравиться умеешь, влезть в душу могешь… Даже ворога окрутишь, тот ине опомнится.

Тавр стоял, побледнев. Владимир с усмешкой рассматривал его.У Тавра появилось ощущение, что князь, хоть много моложе, видит его насквозь,как видел в свое время дед, бывший волхвом.

– Ну… – только и сказал он в растерянности.

– Вот что, Тавр, – сказал Владимир медленно, даваясловам падать как удары молота на наковальню, – согласен служить мне?

– Я и так служу тебе, княже!

Владимир отмахнулся:

– Тавр, теперь понимай меня с полуслова, как умеешьпонимать других. Если говорю: служить мне, то именно мне. Остальные и знать недолжны о твоей особой службе. Понятно?

Тавр стоял молча. Предложение Владимира было опасным. Самкнязь едва держится на столе новгородцев, просто непонятно, как сумел егозаполучить, может и свалиться в любой день. А с ним полетит и его голова.

Владимир кивнул понимающе:

– Подумай. Не спеши. Если не хочешь, то забудемразговор. Живи спокойно. И я забуду.

Тавр поднял голову, их глаза встретились и сомкнулись.Несколько мгновений смотрели друг на друга.

– Принимаю, – ответил Тавр наконец. – А чтомне терять? Я ведь не живу… а смотрю, как живут. Да и чую в тебе силу. И ты непрост, каким стараешься казаться. Я буду служить тебе… хотя тем самым суюголову в петлю.

– Будем висеть вместе… боярин!

Да, он пожаловал Тавра званием боярина. Как Святослав,назначая Добрыню посадником новгородским, дал боярство за долгую честнуюслужбу. Не всякий сын боярский становился боярином, как не все даже в старшейдружине были боярами. И Тавр, хоть слово Владимира пока что мало весило, былпольщен.

Когда Добрыня вернулся, Владимир напросился в новый объездпо своим владениям. И снова Добрыня понял по-своему: уже перепробовал все вина,всех молодых челядниц познал, тянет на новенькое. Тут сам еле сдерживаешься,чтобы не грести под себя всех встречных девок: мужская плоть требует насыщения,но и дел невпроворот. Сейчас потеряешь день, завтра окажется потерянным год. Акто теряет год, тот теряет жизнь.

«Сейчас потеряю час, – думал Владимир, глядя в спинуДобрыни, – завтра потеряю день». А что такое день в короткой жизни? ВонДобрыня, богатырь и умом быстр, терял дни, потому в свои тридцать лет, а этоуже почти старость, все так же на побегушках у великого князя!..