– Привет, девчонки! Чего это вы по углам жметесь? Пошлив пинг-понг играть.

На “Эскалибуре” был оборудован маленький спортивный зал, вкотором, кроме тренажеров, стоял еще и стол для пинг-понга.

– Два против одного, что я вас обставлю, – продолжалсоблазнять Муха.

– Ничего не получится, – сказала я. – Карпик улетаетвертолетом.

– Ага. Вот оно что. Крысы уже бегут с тонущего корабля.Ну что ж, держи на память, Карпик. – Муха сунул руку в один из своихмногочисленных карманов и извлек оттуда маленький кусок ткани. При ближайшемрассмотрении он оказался искусно вытканной шапочкой. Яркие набивные цветы былик тому же обшиты бисером. Муха водрузил шапочку на голову Карпика, отошел нанесколько шагов и склонил голову набок.

– По-моему, здорово. Как вы думаете, Ева?

– Ле манифиг, – сказала я словами Аники и тут жепочувствовала легкие угрызения совести: даже наш беспечный, какбабочка-капустница, “голубой” догадался что-то подарить Карпику на прощанье, ая даже не подумала об этом. Что-то ты совсем одичала в непролазных дебряхсвоего вечного одиночества, Ева…

– А тебе нравится? – спросила у меня Карпик, поправляякокетливую шапочку рукой.

– Просто чудесно, девочка.

– Спасибо, Муха! – Карпик приподнялась на цыпочки ипоцеловала азиата в щеку.

– Счастливого пути, Карпик. – Муха почтительноприложился к руке девочки. Ох уж эти мне “голубые”, их нужно занести в Краснуюкнигу и охранять законом только потому, чтобы не перевелась эта ненавязчиваягалантность!..

Муха пошел по коридору, соблазнительно виляя маленькойкрепкой задницей.

– Я бы очень хотела научиться играть в пинг-понг, –вздохнула Карпик.

Дверь ее каюты приоткрылась, и оттуда выглянул Сокольников:

– Сколько можно тебя ждать, Лариса! Тридцать минутдавно прошли!..

– Мне пора, – сказала я, еще раз поцеловала Карпика и,не оглядываясь, пошла по коридору.

Спустившись на свою палубу, я самым предательским образомсразу же забыла о Карпике. Под дохой у меня покоилась тайна покойного старпомаМитько, в кармане лежал ключ от всех дверей на корабле: похоже, уезжая, Карпиксделала мне царский подарок. Я вдруг подумала о том, что Карпик так и неоставила мне свой телефон, следовательно, никаких проблем, никакихобязательств, всего лишь милая корабельная дружба, которая оканчивается сразуже после того, как подают трап на берег. Конечно, все было бы совсемпо-другому, если бы мне тоже было тринадцать лет. Вздор, Ева, если бы тебе былотринадцать лет, ты бы сразу же начала стесняться хромой подружки. Обычнаядетская жестокость, только и всего…

Я страшно надеялась, что Вадика не будет в каюте, не станешьже при нем раскладывать все свои находки, – замучит расспросами… В последнеевремя Вадик взял в привычку ошиваться там, где находилась Клио. Таких мест былонемного, включая нос корабля, на котором Клио иногда любила торчать в окружениипоклонников и простирать руки к разверзающимся перед “Эскалибуром” водам(очевидно, лавры картонного смазливца-геройчика Леонардо ди Каприо не давали ейпокоя). В основном же Клио пропадала в бильярдной, где покуривала свою трубку икокетничала со всеми подряд. Кокетство было ее хобби. Если бы на корабле небыло людей, она начала бы кокетничать с портальными лебедками, тифоном и спасательнымиплотиками. Именно это высокомерное кокетство и сводило Вадика с ума.

…Вадик валялся на койке, закинув руки за голову.

– Послушай, Ева, – набросился он на меня. – Почему ядолжен делать твою работу. В конце концов, кто руководитель съемочной группы –я или ты?!

После обеда Клио на глазах у изумленной общественности милощебетала с проклятым стюардом, и ярость Вадика была вполне объяснима. Я жеотнеслась к ней с состраданием.

– А что, собственно, случилось? Мы даже еще не прибылина место.

– Я договорился с капитаном. Завтра в четыре утраприбываем на место и становимся на якорь. Мы с тобой должны отснять “Эскалибур”с моря, пара-тройка общих планов. Капитан даст бот, как только застопоритмашины.

– А почему такая спешка? Неужели нельзя дождаться утраи утром снять “Эскалибур” с моря.

– Сразу видно, что ты не эстетка, – вздохнул Вадик. –Неужели ты не понимаешь, что ночной полуосвещенный корабль выглядит гораздоромантичнее…

– Хорошо. Я с тобой согласна. Главное, не проспать.

– Суздалев зайдет за нами. А банкир все-таки уезжает?

– Да.

– Не обломилось тебе, – мелко восторжествовал Вадик.

– Перекинусь на кого-нибудь другого, – парировала я. –Слава богу, мужчин здесь в четыре раз больше, чем женщин, не считая экипажа. Уменя еще есть шанс.

– Ну-ну.

Вадик даже не собирался никуда выходить, наверняка онпроторчит в каюте до самого ужина. А находиться вблизи от бумаг, которыеинтересуют меня больше всего на свете, и даже не притронуться к ним – этопытка, достойная святой инквизиции. Терпеть ее я не собиралась и потому сразуже приступила к зачистке местности и выдавливанию Вадика из каюты.

– Что ты такой кислый, Вадюня? – начала я издалека.

– Переел за обедом. Теперь изжога мучает.

– Может быть, сходишь за содой? У кока наверняка есть.– Мне так хотелось выставить несчастного оператора из каюты, что я небрезговала никакими, даже малейшими поводами и подбирала их на лету, какстервятник падаль.

– Ничего. Перетопчусь.

– А то отправился бы куда-нибудь, развеялся.

– Куда, интересно?

– Ну, не знаю. В спортзал, например. Там как раз Клиовербует волонтеров для игры в пинг-понг. Желающих хоть отбавляй, но без тебякартина не полна.

– И этот павиан тоже там? – Вадик не уставал злословитьпо поводу стюарда Романа.

– Пока не видела. Лови миг удачи. Как это она тебя тогданазвала? Мучачос! – Я развязно хихикнула, копируя Клио: если ты уже началаврать, то ври до конца, Ева.

– Нет. Не пойду.

– Дело твое. Я ведь просто так сказала.

Я вздохнула, улеглась на койку и посмотрела на часы. Десятьпротив одного, что через пятнадцать минут Вадик отправится в спортивный зал.

Вадик созрел через десять.

– Пойду прогуляюсь, а то мне эти “Потерпевшиекораблекрушение” до смерти надоели. Все время перед глазами. – Эта была сущаяправда: пророческая картина Доу висела в опасной близости от головы оператора.

Я мысленно себя поздравила: влюбленные мужчиныпросчитываются так же легко, как и влюбленные женщины.

– Ключ можешь не брать, – стараясь сохранять беспечныйтон, сказала я. – Я никуда не выхожу до самого ужина.