Кажется, я произнесла это вслух.

И снова в дверь постучали. Теперь это был совершенноотчаянный стук: не рассчитанная на такой выброс эмоций дверь сотрясалась отударов и готова была сорваться с петель. Вадик, должно быть, не на шуткувзбешен, если отбросил всякие сантименты. Я встала с кровати и направилась кдвери, готовясь выслушать целый град ругательств, которые выльются на моюголову.

– Откройте, Ева! Откройте, я же знаю, что вы здесь!Откройте немедленно! – Этот голос не принадлежал Вадиму.

Я судорожно повернула ключ в замке, и в ту же минуту дверьраспахнулась.

На пороге стоял Сокольников. На него жалко было смотреть:перекошенное, красное лицо, капли пота на висках, глухое отчаяние в самойглубине глаз.

– Что случилось, Валерий Адамович?! – испуганноспросила я.

– Где она? – Сокольников резко отодвинул меня, смел спорога и углубился в каюту. – Где эта маленькая дрянь?! Где вы ее прячете?!

– Кого?

– Ларису! – Он уже перевернул постель, встал начетвереньки и теперь заглядывал под кровать.

– Ларису? – Я не верила своим ушам. – А разве она не свами? Вы же собрались улетать…

– Вылезай, дрянная девчонка! – Банкир не стеснялся ввыражениях.

– Здесь никого нет.

Он не поверил мне, пока не перерыл всю каюту.

А, перерыв, бессильно опустился на стул. Я налила ему воды.

– Ну, убедились?

– Где она?

– Я не знаю. Я не слежу за вашей дочерью…

– Врете!

– Как вы смеете так со мной разговаривать? – Япочувствовала глухую неприязнь к банкиру и в то же время испытала мелкоедевчоночье торжество.

– Смею! Вы… Вы наверняка покрываете эту маленькуюдрянь…

– Вашу дочь? – уточнила я.

– Мою дочь, самую дрянную девчонку, которую я толькознал.

– Успокойтесь, Валерий Адамович, – мягко посоветовалая.

– Успокоиться? – Он горько улыбнулся:

– Вещи стоят на палубе, вертолет уже висит над намидесять минут. А ее нет…

– Валерьянки? – спросила я.

– Оставьте свои замашки сиделки дома престарелых, – неочень-то он был вежлив.

Поздравляю, Ева: старая дева, сиделка в богадельне, –интересно, кем еще они тебя посчитают? Я вытащила маленькую бутылочку настойки,которую дозированно принимал Вадик. Она называлась “Алтайская” и била в головукак реактивный снаряд. Вам, господин банкир, в вашем состоянии полагаетсядвойная доза.

– Выпейте, – мягко сказала я.

– Что это?

– Жидкость, которая вас отрезвит. Пейте. Сокольниковопрокинул настойку и даже поперхнулся.

– Крепкая.

– Что есть, то есть. А теперь давайте все по порядку.

– Вы действительно не знаете, где Карпик?

– Ни малейшего понятия. А что произошло?

– Мы собрались. Все было нормально. И Карпикуспокоилась. Не устраивала истерик по поводу того, что хочет остаться… Господи,я совсем не знаю свою дочь…

А надо бы, подумала я про себя, надо бы знать, что этомаленькое нежное чудовище в конечном итоге поступает так, как считает нужным.

– Налейте мне еще, пожалуйста, – тихим голосом попросилбанкир.

Я плеснула в стакан Сокольникова еще немного жидкости иподумала о том, что Вадик за такую самодеятельность пришпилит меня к картине“Потерпевшие кораблекрушение”. Банкир проглотил сорокапятиградусную настойкукак воду и нервно продолжил:

– Она сама сложила вещи. Была такой милой. Сидела вуголке. А потом сказала, что забыла оставить вам телефон.

– Лариса действительно забыла оставить мне телефон, –подтвердила я. – Правда, теперь я склоняюсь к тому, что она не забыла. Карпиксделала это специально. Она с самого начала решила остаться.

– Это невозможно, – сказал банкир. – Мы улетаем.

– Судя по всему, она думает по-другому.

– Мне плевать, что она думает.

– Валерий Адамович, почему вы так хотите лететь? –спросила я и тут же пожалела, что сделала это. Мне показалось, что в глазахбанкира мелькнул страх.

– Мне не нравится здесь.

– Вот как? И как давно не нравится?

– С тех пор как появился труп…

– С которым вы летите одним чартерным рейсом, проститеза цинизм.

Несколько долгих секунд банкир молчал. А потом сказал тихим,размягченным от выпитого голосом:

– Знаете, почему я занимаю сейчас то положение, котороезанимаю?

– Устранили всех конкурентов.

– Не нравится мне ваш юмор, Ева, – вздрогнул банкир. –Нет, все гораздо проще и совершенно бескровно. У меня отличный нюх.

Кажется, я уже слышала про нюх. И не так давно.

– Называйте это нюхом, интуицией, как хотите… Но я чую,что здесь что-то не так.

– Конечно. – Я постаралась держать себя в руках. –Устроители круиза обещали вам острые ощущения. Может быть, они начались чутьраньше, чем это было запланировано…

– Это не связано с круизом… Большая беда, вот как этоназывается.

– Что ж. У меня замашки сиделки, а у вас – слушателяшколы практической магии.

– В любом случае, я не хочу здесь оставаться.

– Похоже, что решаете не вы.

– Я найду эту дрянь… Мы все равно не останемся.

– Похоже, что ваша дочь такая же решительная, как и вы.

– Вы правда не знаете, где она?

– Я правда не знаю, где она. Сокольников поднялся:

– Что ж, пойду ее искать.

– Не хочу разочаровывать вас, Валерий Адамович.Насколько хорошо вы знаете корабль? Банкир пожал плечами.

– Здесь масса потаенных уголков. А уголков, в которыхможет спрятаться тринадцатилетняя девочка, – еще больше. Вы ничего не сможетесделать. Когда улетает вертолет?

– Они дали мне пятнадцать минут, – хмуро сказалСокольников. Максимум – двадцать. Сейчас уже меньше.

Я приподняла брови и иронически улыбнулась:

– И вы надеетесь уложиться в эти сроки? Думаю, вампридется остаться. Скорбное безмолвие тюленей еще не наступило.

Он внимательно посмотрел на меня. Так, как будто виделвпервые. И впервые за все время пребывания на “Эскалибуре” меня так откровеннооценивали.

– Вы необычный человек, Ева. Недаром Карпик так к вампривязалась. Жаль, что у нас не было времени познакомиться поближе.