Едва за Вадиком захлопнулась дверь, я быстро поднялась скровати и повернула ключ в замке еще раз. Теперь он не войдет в каюту до самогоужина. Или хотя бы до того момента, как я не ознакомлюсь с содержимым папки.Даже если Вадик будет ломиться, я ему не открою. Никаких угрызений совести поэтому поводу я не испытывала. Цель оправдывает средства.

Оставив листки и тетрадь на сладкое, я приступила к чтениюгазетных статей.

И в течение часа изучила содержимое папки вдоль и поперек.

Большей частью это были вырезки из солидных медицинских икриминалистических журналов. Все они в той или иной мере касались только одноговопроса: психологии серийных убийц. Митько удалось собрать весь букет: здесьбыли представлены маньяки, убивающие на сексуальной почве, религиозные маньяки,адепты всевозможных сатанинских культов, маньяки-каннибалы, маньяки-педофилы,маньяки-некрофилы и прочие, леденящие душу нечисти.

От этих академических статей на меня повеяло леденящим душухолодом.

Всего один только раз в своей жизни я сталкивалась сманьяком, отправившим на тот свет нескольких человек. Последним номером в этомсписке должна была быть я…

Прошлое уже пыталось накрыть меня с головой, и в этоймертвой волне нужно было попытаться не умереть самой. Для того чтобы прийти всебя и избавиться от наваждения, мне потребовалось мучительно долгих полчаса.Мой собственный палач был изыскан и любил Фрэнка Синатру. Чудом оставшись вживых, я вынесла из всего этого кошмара только одно: любой маньяк выглядитгораздо более нормальным, чем абсолютное большинство людей. И начинает убиватьпо совершенно невинному поводу. Причинно-следственные связи, толкающие его напреступление, столь эфемерны, что понять их до конца можно лишь тогда, когданож над тобой будет занесен. Или бритва полоснет тебя по глазам…

Похоже, что и старпома волновали те же проблемы.

Нет, “волновали” было неточным словом. Они его завораживали.

Уже в самом начале я совершила неожиданное для себяоткрытие: Митько собирал материалы, связанные не только с Питером. Попадалисьдаже вырезки из таллинских газет – статьи на эстонском, снабженныеподстрочником. Интересно, кто переводил их старпому, вряд ли в этом забытомбогом месте так уж много этнических эстонцев. Да и старпом, при всей своейотносительной интеллигентности, не производил впечатление полиглота. Видимо,все написанное имело для Митько исключительную ценность, и он старался обладатьвсей полнотой информации… Во всех этих статьях живописались подробности убийствмолодых людей, в основном студентов творческих вузов нескольких крупных городовстраны. Среди этих городов упоминался и Питер. Собственно, он и был отправнойточкой преступлений. Первые сообщения об убийствах относились именно к нему.Всего в Питере было убито трое юношей: третьекурсник консерватории по классувиолончели, дипломник актерского факультета театральной академии и студент“Мухи”. Он занимался керамикой и был связан с Пушкинской, 10, известным вгороде рассадником андеграунда. К одной из статей был подколот крошечныйнекролог, тоже вырезанный из газеты: “Коллектив Балтийского морского пароходства…Выражает соболезнование заместителю начальника по… В связи с трагическойгибелью сына Сережи…”

Кем был Сережа – виолончелистом, актером или художником, ятак и не узнала.

Но теперь мне стал ясен смысл реплики Митько о том, что делопередали наверх. Один из убитых юношей был сыном высокопоставленного морскогочиновника. Газетное досье, сплошь состоящее из вырезок разделов “Криминал”,довольно подробно освещало это дело. Все они были завсегдатаями набирающихтогда силу ночных клубов для богемы. Все убитые были либо идейнымигомосексуалистами, либо – если и гомосексуальными проститутками, то хорошооплачиваемыми. Впрямую об этом не говорилось – материалы относились к первойполовине девяностых, – но вполне внятно читалось между строк. В тех же публикацияхмелькали скупые сообщения об особой жестокости маньяка, почти ритуальнойжестокости. Убийца не только умерщвлял жертвы, но и обезображивал тела. Всегдаодним и тем же способом. Каким – ни в одном из материалов подробно рассказаноне было: в те времена даже бульварная пресса была достаточно целомудренной ищадила нервы обывателя. После трагической гибели “сына Сережи” убийства вПетербурге сошли на нет. Видимо, почувствовав, что кольцо вокруг него сжимаетсяи все сомнительные заведения взяты под контроль, убийца залег на дно. Иливообще уехал из города.

Всплыл он только через год.

И уже не в Питере, а в Москве. Об этом свидетельствоваливырезки из московских газет. Очевидно, Митько живо интересовался деломманьяка-гомофоба, он не забыл о нем. Московские газеты, в отличие отконсервативных питерских, были более щедры на подробности. Из них я наконец-тоузнала, каким образом маньяк уродовал несчастных геев: он отрезал им половыеорганы и запихивал их в рот. На спине же он вырезал треугольник и всегда чем-нибудьзабивал его. Как правило, это были лепестки цветов.

Розы. Все оттенки нежно-розового.

Когда я дошла до этих ужасающих подробностей, изложенных вобычном для московских бульварных газет ирреально-ироническом ключе, то несмогла больше читать. Несколько минут, выпотрошенная и абсолютно обессиленная,я лежала на кровати, не в состоянии пошевелиться. Кошмаром было даже непрочитанное само по себе, – в конце концов, эти убийства были заключены вгазетных строках, как звери в клетках. Кошмаром было то, что человек,совершивший все это, находится сейчас здесь, на корабле. Я каждый день вижу егов кают-компании, за обедом, завтраком и ужином, я вижу его в бильярдной и напалубе. Возможно, он даже целовал мне руку…

От этой мысли у меня закололо в позвоночнике. Я с трудомподнялась и направилась к умывальнику и почти с остервенением начала мыть рукис мылом. И только спустя несколько минут наваждение прошло, и я увидела своисобственные покрасневшие пальцы. И попыталась успокоить себя: нельзяраспускаться, нужно держать себя в руках – тех самых, которые теперь горят отжесткой нейлоновой мочалки. Я горько улыбнулась и уткнулась в зеркалоразгоряченным лбом. Только одна малодушная, не менее ужасная, чем убийства,мысль сверлила мозг: господи, сделай так, чтобы убийцей оказался банкирСокольников. Единственный человек, который собирается покинуть корабль. Если бытолько это был он и если бы я знала это наверняка, то навсегда бы избавилась отстраха.

Я взглянула на себя в зеркало.

Не очень-то хорошо ты выглядишь, Ева. Как испуганная птица,попавшая в силки. Но ведь тебе ничто не угрожает. Маньяк, кто бы он ни был,никогда не трогал женщин. Он убивал гомосексуалистов, проституирующихмальчиков, посетителей богемных ночных клубов. Любителей дорогой парфюмерии вфирменном прикиде. Я уже видела таких мальчиков. Одного из них. Последний раз –всего несколько часов назад.

Муха. Мухамеджан.

Черт возьми, ну конечно же. Вот кому угрожает реальнаяопасность. Роскошный душка-“голубой” будет служить для убийцы постояннымисточником раздражения и в конце концов может спровоцировать его на совершеннонепредсказуемый поступок. Хотя почему же непредсказуемый? Довольнопредсказуемый: треугольник из вырезанной кожи на спине, засыпанный розовымилепестками цветов… Этот треугольник о чем-то настойчиво напоминал, и мнепришлось мобилизовать всю свою память, чтобы понять, что именно.